Подвиг продолжается
Шрифт:
— Вот именно! Конец пришел буржуям и прочей сволочи!
Публика разом поворачивается в сторону бросившего резкую фразу, но видит лишь стянутую кожанкой спину быстро удаляющегося Синюкова...
Два дня после этого управляющий Мнацаканова приходил в себя. На третий день он развернул за утренним кофе «Рабочую мысль», и первое, что бросилось ему в глаза, было сообщение... о Революционном штабе. И хотя меньшевистская газетка позволила себе даже с долей иронии и в очень скупых выражениях коснуться «деятельности» (слово газетой взято в кавычки) Революционного штаба, у господина управляющего кусок застрял в горле.
— Что с тобой, Котя! — защебетала жена, встретив обреченный взгляд супруга.
— Вот, полюбуйся! Штаб, о котором я тебе третьего дня рассказывал, действует! — и, тряхнув газетой, начал скороговоркой: — «Редакцией «Волго-Донского края» получено предписание Революционного штаба, состоящего исключительно из большевиков, о представлении на просмотр штаба всего газетного материала». Это — о свободе печати! А вот дальше... «Группой представителей Революционного штаба, явившихся в первую пожарную часть, захвачен автомобиль городской управы».
— Боже мой! — шепчет жена управляющего.
— «Обыски на складе Нобеля. Вчера отряд Революционного штаба произвел обыск на складе Нобеля с целью обнаружения оружия...» И так далее. Вот. Вчера они ворвались к Нобелю, а сегодня, может статься, пожалуют и к нам на фабрику!
— И куда только смотрит Комитет спасения! [4] — трагически закатывает глаза жена управляющего.
— В этом-то я как раз и нахожу опасный симптом: о деятельности комитета, как ни странно, газета не написала ни слова... — вздыхает управляющий.
4
Так называемый «Комитет спасения революции» был создан в Царицыне меньшевиками, эсерами и другими буржуазными партиями в противовес Революционному штабу большевиков.
3
Быстро летят дни, даже те, которым суждено быть особо отмеченными в истории. И нет времени не только оглянуться назад, некогда даже сегодняшний день охватить единым взглядом.
Павел Синюков, член Революционного штаба, он же — член Центрального штаба Красной гвардии и депутат Совета, работает целыми сутками. Если урвет час для сна — хорошо. Осунулся, только глаза лихорадочно горят.
— Положение в городе тревожное, — докладывает Синюков на заседании Совета 2 февраля 1918 года. — Хозяйство в отчаянном положении, финансы расстроены, продовольствия не хватает. В результате саботажа буржуазии заводы работают с перебоями. Царицын заполонили спекулянты, мешочники, отставшие от полков солдаты, какие-то подозрительные личности. Каждый день то тут, то там возникают вооруженные стычки. Малочисленные отряды милиции пока не в силах самостоятельно обеспечить порядок в городе. Спасает лишь то, что Красная гвардия пока не мобилизована на фронт, но вот-вот такой приказ будет отдан — ибо замахивается уже на Красный Царицын сам «войсковой наказной атаман и высший правитель Дона» генерал Каледин...
Председатель исполкома Царицынского Совета Яков Ерман в плотной, с косым воротом военной гимнастерке, перехваченной широким ремнем, сидит в президиуме. Кончиками пальцев нервно выстукивает беззвучную дробь, время от времени, склонившись над столом, записывает в маленький блокнотик возникшие в ходе выступлений ораторов мысли — сам готовится к выступлению.
Вдруг с улицы доносятся треск ружейного залпа, потом еще три выстрела.
Несколько человек бросаются к окну.
— Вот сукины дети! Опять дебош затеяли!.. Поди, разбери только, что это за солдаты!..
Ерман отвернулся от окна, метнул укоризненный взгляд в сторону товарищей:
— Мы все еще живем в высшей степени беспечно, преступно беспечно! Совет — орган власти — даже не охраняется. Мы тут заседаем, а внизу, в зрительном зале, какая-то танцулька, устроенная черт знает кем и по какому поводу. А в нескольких шагах от Совета кто-то безнаказанно палит среди бела дня... Вывод: какая-нибудь сотня заговорщиков-контрреволюционеров сможет при желании беспрепятственно арестовать и перестрелять всю головку Совета сразу!
Помните, товарищи, враги не дремлют, и эсеры — первые. Они разбежались по окрестным деревням, прощупывают почву, организуют вокруг себя недовольных, ведут антисоветскую агитацию... Товарищ Синюков говорил уже — атмосфера в городе накалена до предела. А у Совета нет вооруженной силы для обеспечения элементарной безопасности! Я думаю, следует спешно создать вооруженный отряд при Совете. Да поставить во главе его надежного, крепкого товарища, которого бы и рабочие знали и которому мы бы верили, как самим себе. Такой отряд смог бы не только нести охрану Совета, но и успешно бороться с политическим и уголовным бандитизмом, наконец, просто стоять на страже спокойствия города... Павел Алексеевич! — Повернулся Ерман к двадцатилетнему фрезеровщику с Максимовских заводов Синюкову. — А если мы вам поручим сколотить и возглавить революционный отряд Совдепа?
— Сочту это для себя высшим революционным долгом! — У Синюкова уже был как-то разговор с Ерманом об отряде, потому предложение для него не явилось неожиданностью.
В зале на минуту повисла напряженная тишина. Казалось, в эту минуту все вспомнили, как еще молода власть Советов и как много у нее врагов.
— Ну и добро, — заключает Ерман. — Завтра же и приступайте к организации отряда.
Отряд Синюкова получил наименование 1-го революционного батальона имени Царицынского Совета.
Формировался батальон из добровольцев, бывших солдат, рабочих, не связанных семьей, самых дисциплинированных и отважных, да чтоб грамоту знали. А на условиях таких: жалованье 30 рублей в месяц и полное обеспечение — обмундированием, оружием, питанием.
Каждого добровольца принимал лично Синюков и его помощник Гаврила Левченко. Вступая в отряд, заводские парни давали особую клятву.
...Монотонно потрескивают сырые поленья в железной печи.
Бородатый Карл Маркс спокойно и мудро смотрит с белой стены на сидящих за столом Синюкова и Левченко.
— Одно мене смущае, товарищ комиссар, — рассуждает задумчиво Левченко. — Батальон-то складывается як сила военная чи милицейская, так? А командиры самое што ни на есть штатские!
— А ты что же, хотел бы видеть во главе революционного отряда какого-нибудь задрипанного генералишку? — усмехается Синюков. — Нас, выходит, считаешь негожими для такого дела?.. А не учел, что и рабоче-крестьянским государством управлять мы тоже не обучены. Выходит, погодить надо было рабочему классу с революцией? Сначала академии позакончить! Так, что ли?.. Хреновину ты говоришь, Левченко, прости за грубость...