Подвиги бригадира Жерара
Шрифт:
Прихожая была пуста, но, войдя, я услышал гул множества голосов, который сразу смолк, как только я громко объявил о цели своего прибытия. Значит, там было какое-то собрание, и чутье подсказывало мне, что оно должно решить роковой вопрос войны или мира. Возможно, я еще не опоздал и перевесит чаша весов, на которой лежат интересы императора и Франции. Дворецкий, бросив злобный взгляд исподлобья, провел меня в маленькую комнату рядом с прихожей и скрылся. Через минуту он вернулся и сказал, что князя сейчас беспокоить нельзя и меня примет княгиня.
Княгиня! Что толку с ней разговаривать? Разве меня не предупредили, что она душой и телом предана Германии и всячески старается настроить против нас своего мужа и всю страну!
– Я должен видеть князя, – сказал я.
– Нет, княгиню, – раздался в дверях голос, и в комнату быстро вошла женщина. – Фон Розен, прошу вас, останьтесь. Итак, мсье, что вы имеете сообщить князю или княгине Сакс-Фельштейн?
При первых звуках ее голоса я вскочил на ноги. При первом взгляде на нее задрожал от ярости. Нет на свете второй такой статной фигуры, такой царственной головы, таких глаз, синих, как Гаронна, и холодных, как ее воды в зимнюю пору. – Время не ждет! – воскликнула она и нетерпеливо топнула ногой. – Что вы имеете мне сказать?
– Что я имею вам сказать? – повторил я. – Что могу я сказать, кроме того, что вы научили меня никогда больше не верить женщине? Вы навеки погубили и опозорили меня.
Она, приподняв брови, взглянула на дворецкого.
– Что это, приступ горячки, или тут какая-нибудь более серьезная причина? – сказала она. – Мне кажется, небольшое кровопускание…
– Да, коварства вам не занимать! – воскликнул я. – Это вы уже доказали. – Вы хотите сказать, что уже встречали меня?
– Я хочу сказать, что не далее как два часа назад вы меня обокрали. – Ну, это уж слишком! – вскричала она, восхитительно разыграв возмущение. – Насколько я понимаю, вы претендуете на роль посланника, но и привилегии посланника имеют свои границы.
– Ваша дерзость восхитительна, – сказал я. – Но вашему высочеству не одурачить меня дважды за один вечер. – Я бросился к ней и, нагнувшись, схватил подол ее платья. – Вам следовало бы переодеться после такого долгого и спешного путешествия.
Ее белые, как слоновая кость, щеки мгновенно вспыхнули, словно блики зари заиграли на снеговой вершине горы.
– Какая наглость! – воскликнула она. – Позвать сюда стражу, и пускай его вышвырнут вон из дворца.
– Не ранее, чем я увижу князя.
– Вы его никогда не увидите… Ах! Держите его, фон Розен, держите же! Но она забыла, с кем имеет дело: я был бы не я, если б стал дожидаться, пока она кликнет этих негодяев. Она поторопилась открыть карты. Ее ставка была не допустить меня к мужу. Моя – любой ценой поговорить с ним в открытую. Одним прыжком я выскочил за дверь. Вторым пересек прихожую. Еще мгновенье – и я ворвался в большую залу, откуда слышался гул голосов. В дальнем се конце я увидел человека, сидевшего на высоком троне. Чуть пониже восседали в ряд какие-то важные сановники, а по обе стороны смутно виднелись головы множества людей. Я вышел на середину зала, держа под мышкой кивер и бряцая саблей.
– Я посланник императора! – воскликнул я. – У меня поручение к его высочеству князю Сакс-Фельштейну.
Человек на троне поднял голову, и я увидел, что лицо у него худое и осунувшееся, а спина сгорблена, словно ему взвалили на плечи непосильную ношу.
– Как ваше имя? – спросил он.
– Полковник Этьен Жерар, командир Третьего гусарского полка.
Все лица обратились ко мне, я услышал шуршание множества воротников и выдержал множество взглядов, среди которых не было ни одного дружественного. Княгиня проскользнула мимо меня и принялась что-то нашептывать на ухо князю, то и дело качая головой и размахивая руками. Я же выпятил грудь и подкручивал усы, молодецки поглядывая вокруг. Там были одни мужчины – преподаватели из коллежа, несколько студентов, солдаты, дворяне, ремесленники, – и все хранили торжественное молчание. В одном углу сидели несколько человек в черном, на плечи у них были накинуты короткие плащи. Наклонившись друг к другу, они о чем-то шептались, и при каждом их движении я слышал звяканье сабель или шпор.
– Император известил меня личным письмом, что его бумаги доставит маркиз Шато Сент-Арно, – сказал князь.
– Маркиз злодейски убит, – отвечал я, и после этих слов в зале раздался гул. Я заметил, что многие головы повернулись к людям в черных плащах.
– А где же бумаги? – спросил князь.
– У меня их нет.
Тут поднялся невообразимый шум.
– Это шпион! Он просто прикидывается! – кричали все.
– Повесить его! – пробасил кто-то из угла, и еще десяток голосов подхватил эти слова. Я преспокойно достал носовой платок и обмахнул пыль с меховой оторочки ментика. Князь поднял тонкие руки, и шум замер.
– Где в таком случае ваши верительные грамоты и что вам поручено передать? – Мой мундир – вот мои верительные грамоты, а то, что мне поручено, я скажу вам с глазу на глаз.
Он провел рукой по лбу, как делает слабый человек в полной растерянности. Княгиня стояла подле него, положив руку на спинку трона, и снова что-то шепнула ему. – Здесь собрались на совет мои верные подданные, – сказал он. – У меня нет от них тайн, и что бы вам ни поручил передать император, в такую минуту это касается их не меньше, чем меня.
После этих слов раздались аплодисменты, и все взгляды снова устремились на меня. Честное слово, я оказался в нелегком положении, потому что одно дело разговаривать с тремя сотнями гусар, а другое – с этой публикой да еще на такую тему. Но я устремил глаза на князя и заговорил так, словно был с ним наедине, громовым голосом, каким обращался к своему полку на смотру.
– Вы не раз клялись в любви к императору! – загремел я. – И вот настал час испытания этой любви! Если вы сохраните твердость, он вознаградит вас так, как он один умеет вознаграждать. Для него ничего не стоит превратить князя в короля, а княжество – в королевство. Его взор устремление вас, вы бессильны ему повредить, но сами вы погибнете. В эту минуту он переходит Рейн с двухсоттысячной армией. Крепости по всей стране в его руках. Он будет здесь через неделю, и если вы его предадите, да помилует бог вас с княгиней и ваших подданных. Вы думаете, что он потерял свое могущество лишь потому, что кое-кто из нас обморозился прошлой зимой. Глядите! – воскликнул я, указывая на большую звезду, сиявшую в окне над головой князя. – Это звезда императора. Только когда она померкнет, померкнет и его слава, но не ранее. Вы гордились бы мной, друзья мои, если бы видели меня тогда и слышали мои слова, потому что при этом я забряцал саблей и так взмахнул доломаном, словно во дворе был построен мой полк. Меня слушали молча, но спина князя горбилась все больше и больше, будто бремя, давившее его, было сверх его сил. Он окинул залу беспомощным взглядом.
– Мы выслушали француза, говорившего от лица Франции, – сказал он. – Теперь пускай немец скажет от лица Германии.
Все переглянулись и начали шептаться. Видимо, моя речь произвела сильное впечатление, и никто не решался первым навлечь на себя гнев императора. Княгиня повела вокруг сверкающими глазами, и ее звонкий голос нарушил тишину. – Неужели женщине придется отвечать французу? – вскричала она. – Неужели среди ночных мстителей Лутцова нет ни одного, кто так же хорошо владеет языком, как и саблей?