Подвиньтесь! Подвиньтесь!
Шрифт:
Совсем дети, подумал он убирая бляху, вероятно, лет десять-одиннадцать, но за ними нужен глаз да глаз, а то они такого натворят… Да и поосторожней с ними надо, а то, если их много, стоит отвернуться, навалятся всей гурьбой и изрежут осколками стекла, как беднягу Тейлора.
На стариков, похоже, что-то нашло. Они начали раскачиваться взад-вперед, а когда усиленный динамиками голос на мгновение умолк, позади трибуны послышались крики. Видимо, начиналась заварушка. Энди бросился туда. Ривз больше не говорил, а крики становились все сильнее; раздался звук бьющегося стекла. Из громкоговорителей прогремел другой голос:
— Говорит полиция. Прошу всех разойтись, митинг закончен, уходите с площади на север…
Яростный
— …Люди… успокойтесь… Я лишь хочу вам сказать… я не осуждаю ваше негодование, но сейчас не время… Капитан объяснил мне положение вещей, и я вижу отсюда, что это не имеет ничего общего с нашим митингом. Какие-то беспорядки на Четырнадцатой улице… Нет!.. Не ходите туда, от этого будет только хуже, там полиция, она не даст вам пройти. Я вижу, что сюда двигаются отряды специального назначения, и полиция намерена применить летающую проволоку…
Толпа вздрогнула, движение обратилось вспять, и люди стали уходить с Юнион-сквер, подальше от Четырнадцатой улицы. Старики отлично знали, что такое летающая проволока.
Энди пробрался за трибуну, где людей было меньше, и, увидев, что Четырнадцатая улица забита бурлящей толпой, не мешкая направился туда. Край площади был оцеплен полицейскими, расчистившими место у парка. Ближайший из них поднял дубинку и заорал:
— Держись подальше, парень, а то нарвешься на неприятности!
Энди показал ему бляху. Он кивнул и отвернулся.
— В чем дело? — спросил Энди.
— Крутая буча заваривается, а то и еще чего хуже… Вали отсюда! — Он ударил дубинкой по по ребрику, и лысый мужчина на алюминиевых костылях остановился и, поколебавшись, свернул в парк. — Клейн как обычно устроил рекламную распродажу. Они вывесили в витринах плакаты, как и раньше делали без всяких неприятностей. Но на этот раз он получил партию соево-чечевичных бифштексов… — Он повысил голос, чтобы перекричать шум двух приближавшихся бело-зеленых вертолетов. — Одна дурища затарилась и прямо за ближайшим углом нарвалась на телерепортеров, которым все и выболтала. Теперь люди валом валят со всех сторон, а половина улиц, по-моему, не перекрыта. С этой стороны мы хоть проволоку натянули.
Энди нацепил бляху на карман рубашки и принялся вместе с полицейскими отгонять толпу. Толпа не сопротивлялась. Люди поднимали головы и от резких хлопков вертолетных винтов шарахались прочь. Вертолеты снизились, и из их утроб посыпались мотки проволоки. Ржавые мотки колючей проволоки ударялись о землю, скрепляющие скобы разрывались.
Это была не просто колючая проволока. Ее закаленная сердцевина обладала памятью: металл, независимо от того, как его скрутить и согнуть, возвращал себе первоначальную форму, как только исчезали внешние напряжения. Если обычная проволока легла бы спутанной кучей, эта стремилась обрести исходную форму, шевелясь, словно слепой зверь, разворачиваясь и растягиваясь вдоль улицы. Полицейские в толстых рукавицах ухватились за ее концы и положили ее в нужном направлении, чтобы посреди улицы образовался барьер. Две раскручивающиеся спирали столкнулись и вступили в бессмысленную схватку, взмывая в воздух, падая и сплетаясь в извивающийся клубок. Когда Последний участок проволоки замер, поперек улицы высилась стена колючей проволоки высотой и толщиной в метр.
Но беспорядки на этом не кончились. Люди по-прежнему прорывались с юга по улицам, еще не перекрытым проволокой. Поднялся крик, началась свалка. Проволока могла остановить нашествие, но, чтобы ее установить, надо было расчистить для этого место. Полицейские метались перед толпой взад-вперед, а над головами людей, словно рассерженные пчелы, жужжали вертолеты.
Раздался оглушительный треск, за ним послышался визг. Толпа высадила одну из витрин в магазине Клейна, и люди упали прямо на торчащие осколки стекла. Потекла кровь, кто-то застонал. Энди пробился к витрине. На него налетела какая-то женщина с выпученными глазами; из ее рассеченного лба хлестала кровь. Энди прижали к самому окну, и сквозь крики он услышал трель полицейского свистка. Люди лезли в разбитую витрину, топча истекавших кровью раненых, и хватали коробки. Это был склад продовольственного отдела. Энди закричал, но в реве толпы едва услышал собственный голос. Он схватил мужчину, который с охапкой пакетов пытался выбраться из окна, но не смог его удержать. Зато другие смогли, и мужчина рухнул под напором жадных рук, теряя коробки.
— Стоять! — заорал Энди. — Стоять!
Это было бесполезное занятие, словно в каком-то кошмаре. Из окна вылез худенький парнишка-китаец в шортах и залатанной рубашке, прижимавший к груди коробку с соево-чечевичными бифштексами. Энди беспомощно протянул руки. Мальчик посмотрел на него невидящими глазами, отвернулся, согнулся пополам, прикрывая добычу, и начал вдоль стены ужом выбираться из толпы. Мелькнули ноги с напряженными мышцами, ступни наполовину вылезали из сандалий с подошвой, сделанной из автопокрышки. Он исчез, и Энди сразу забыл о нем, как только пробился к разбитому окну и встал плечом к плечу с полицейским в разорванной рубашке, который чуть раньше добрался до витрины. Полицейский молотил дубинкой по тянувшимся рукам.
Энди присоединился к нему и ловко ударил мародера, пытавшегося пролезть между ними, затем запихнул бесчувственное тело и коробки обратно в магазин. Завыли сирены, над толпой взметнулись белые струи: появились специальные машины для подавления беспорядков, прокладывающие себе путь в толпе потоками воды.
Глава 2
Билли Чун засунул пластиковую коробку с соевыми бифштексами под рубашку, а когда он еще и согнулся в три погибели, ее не так-то легко было заметить. Сначала он еще кое-как продвигался, но вскоре давка стала невыносимой, и его прижало к стене. Он пытался противостоять силе, вжимающей его лицо в горячий пыльный кирпич. Тут ему так ударили коленом по голове, что он почти потерял сознание и очнулся от струи холодной воды. Прибыли машины для подавления беспорядков, и их водяные пушки разредили толпу. Одна из струй впечатала его в стену и прошла дальше.
Напор толпы ослаб, и Билли пошатываясь встал, глядя, не заметил ли кто-нибудь его ноши, но на него никто не обращал внимания. Остатки толпы, мокрые насквозь, в крови и синяках просачивались мимо неуклюже продвигавшихся полицейских машин. Билли пристроился к бегущим, повернул в сторону Ирвинг-Плейс, где было меньше людей, отчаянно высматривая какое-нибудь укрытие, — место, которое найти в этом городе было крайне трудно. Беспорядки закончились, и очень скоро кто-нибудь его заметит и полюбопытствует, что это у него под рубашкой. Тогда пиши пропало. Это был не его район, здесь не жили китайцы, его заметят и схватят… Он побежал, но тут же запыхался и перешел на быстрый шаг.
Вот. Рядом с одним из зданий вырыли яму до самого фундамента, там виднелись трубы, а на дне — грязная вода. Он сел на край развороченного тротуара, прислонился к ограждавшему яму заборчику, потом нагнулся и осмотрелся. На него никто не обращал внимания, но людей вокруг было полно: они выходили из домов и садились на ступеньки, наблюдая за бегущими. Послышались чьи-то шаги, посреди улицы показался мужчина с большим пакетом под мышкой. Он отчаянно озирался, сжав кулаки. Кто-то сбил его с ног, и он со стоном рухнул, а люди набросились на него, хватая рассыпавшиеся по земле крекеры. Билли улыбнулся — теперь на него никто не смотрел — и соскользнул в яму, по колено погрузившись в грязную воду. Под ржавой трубой был небольшой просвет, туда он и забился. Не сказать, что идеально, но сойдет — сверху видны только его ноги. Он лег на холодную землю и разорвал коробку.