Подводные волки
Шрифт:
Я наспех осмотрелся. Один пловец собирался атаковать со средней дистанции сверху, другой подходил снизу. Отпрянув назад от блеснувшего лезвия, я направил фонарь точно в лицо атакующему и нажал клавишу включения.
Отлично! Немец на пару секунд оказался ослеплен. Воспользовавшись этим преимуществом, я ударил его по голове тыльной стороной фонаря. И тут же получил порез гидрокомбинезона под левой лопаткой. Тело вновь пронзила острая боль. Черт! Тот, что был внизу, успел зайти сзади.
Резко разворачиваясь на сто восемьдесят, я оказался лицом
Внезапно раздался звук второго выстрела из нашего двухсредного автомата – этот отрывистый щелчок вряд ли спутаешь с чем-то другим. Из-под кормовой части снова вырвался белый росчерк, с шипением понесся в мою сторону и, едва не коснувшись локтя, ушел за спину.
– Охренел?! – заорал я на всю водную округу.
– Сзади, – подсказал Маринин.
Да, боковым зрением я видел конвульсии немца, несколько секунд назад получившего фонарем по голове. Быстро, гад, очухался…
– Уходит! – радостно известил меня напарник. – Последний уходит, Евгений Арнольдович!
Точно. Тот, с которым мы так и не сошлись в единоборстве, поспешно покидал поле битвы. Выскочив на поверхность, он неистово греб к краю водоема. Там его подхватили руки товарищей и вытащили на причал вслед за другими выжившими в этой схватке.
Что ж, неплохой результат: трое убиты, трое сбежали. Жаль, воздушной смеси почти не осталось.
Сбоку подплыл довольный Маринин и протянул мой автомат. Молодец, парень. Наш человек.
Вдруг мы услышали несколько всплесков и судорожно завертели головами в поисках новой партии боевых пловцов… Но, кроме нас, в водоеме никого не было.
– Смотрите, – вытянул старлей руку.
Лучше бы я не смотрел. В десятке метров от нас кружили в замысловатом танце, опускаясь ко дну, ручные гранаты с длинными деревянными ручками. Пять или шесть – я сосчитать не успел.
Некоторое время я ощущал себя покойником, лежащим на ровном холодном одре перед вознесением на небеса…
Органы чувств и проклятый вестибулярный аппарат, по которым шарахнула многократная ударная волна, напрочь отказывались воспринимать мир таким, какой он есть на самом деле. Мерещилась какая-то нелепица, я видел быстротечные сны, падал в бездонные шахты.
Наконец кошмары оставили в покое мое бренное тело. Во времени я не ориентировался, а пространство постепенно освоил: тускло мерцающий матовый плафон, высокий сводчатый потолок из темного камня, двое мужчин, стоящих надо мною. Чуть поодаль несколько суровых стариков рассматривали подводное оружие и снятое с нас снаряжение: ребризеры, полнолицевые маски, ножи, подвесные системы… При этом крайне недружелюбно поглядывали в мою сторону.
– Эй, русский! – вяло шевеля губами, проговорил пятидесятилетний немец – статный, рыжебородый, в полинялой капитанской фуражке поверх перевязанной головы. – Очнись и расскажи нам о себе…
С ушами пока проблемы – голосов я почти не слышал, а скорее читал по губам. Зато зрение понемногу восстанавливалось – я уже различал контуры, цвет и мелкие детали.
Сбоку появилась высоколобая отвратительная личность лет шестидесяти пяти.
– Говори, или мы выкачаем из тебя всю кровь! – закричала она, промокая платком капли пота, густо облепившие бледное лицо.
Одежда мужчины примитивна, но если накинуть на плечи эсэсовский китель – вылитый нацист-убийца.
– Давай-давай, русский! Или я отдам тебя на растерзание моим врачам, – снова начал теребить меня за плечо рыжебородый.
У этого моряка типичная арийская внешность: приятное лицо, обрамленное пегими волосами, прямой нос и тонкие губы. Правда, имеется небольшой изъян – родимое пятно в форме оливки на левой скуле. «Оливка» теряется в зарослях курчавой рыжей бородки, и углядеть ее с первого раза сложно.
Припомнив последние события, я повернул голову в поисках своего молодого напарника… Ага, вот он: лежит рядом и таращит на меня безумные сазаньи глаза. Слава богу – жив! А выпученные глаза, временная потеря подвижности и способности мыслить – обычные последствия легкой подводной контузии.
– Что вы хотите услышать? – приподнялся я на локте.
– Ты вывел из строя половину моих людей, – донеслось сквозь «пробки» в ушах. Голос у офицера глухой, хрипловатый, русским владеет на твердую четверку по меркам современной российской школы.
Усевшись на каменном полу и сплевывая кровь немцам под ноги, я процедил:
– Говно вопрос, господа. Если что, обращайтесь, – мы и со второй половиной разберемся.
Офицер в белой фуражке усмехнулся, а высоколобого пожилого фрица ответ привел в ярость – он схватил меня за ворот гидрокомбинезона и неистово затряс.
– Да положить мне на тебя с размаху! – брезгливо оттолкнул я его.
Рядом начал подавать признаки жизни Маринин: зашевелил конечностями, потом долго кашлял, освобождая легкие от больного горячего воздуха.
Немчура стала совещаться меж собой. Потом высоколобый подозвал престарелых архаровцев, и те унесли парня в правый коридор.
– Назови свое имя, русский, – приказал капитан.
– Зачем оно тебе?
– На всякий случай. Вдруг придется пообщаться с твоими товарищами, оставшимися снаружи? Там ведь кто-то остался?
Я не ответил, молча обдумывая свое незавидное положение.
– Не хочешь отвечать? Тогда назови хотя бы звание.
– Куда уволокли моего товарища?
– В данный момент профессор берет у него кровь для моих раненых подводников.
– Вот суки…
Все же есть на свете люди, которым вообще не стоит жить. Их и людьми-то нельзя назвать – язык не поворачивается. Так… ходячая биомасса. Пара миллиардов клеток, бестолково собранных в одно тело. Выбраковка. Аппендикс…
– Не беспокойся за него, – ехидно улыбнулся немец. – Пока у нас сохраняется шанс поторговаться и выжить, вы не умрете. Итак, твое звание?