Подземелье ведьм
Шрифт:
Как только была поставлена последняя свеча, Эйрин наклонилась к сыну, прижимаясь к его лбу в последнем поцелуе, и обрушила одну из свечей на землю, богато устланную сухими ветками.
Пламя быстро побежало по дереву, поглощая его с огромной скоростью. Ведьмы поспешили выйти из пещеры, Эйрин последовала за ними. И пусть хотелось лечь рядом с сыном, всё, что ей оставалось — выйти и позволить мужчинам завалить проход большим валуном. Она знала, что совсем скоро пламя довершит своё дело. А завтра с рассветом она войдёт в выжженную дотла пещеру, чтобы собрать прах, смешанный с золой, и развеять его по ветру.
Эпилог
— Прости меня.
Он слепо щурился,
— Простить?
Венди вышла на свет, и он увидел, как за последние двадцать лет её чёрные волосы превратились в серебряные водопады, как те лунные струи света, что они ловили на берегах Вольденграса. Венди, потерявшая свою царскую осанку, немного сутулилась. Стейн шумно вздохнул, чувствуя, как сырой и затхлый воздух заполняет лёгкие. По воздуху летала пыль, золотясь в тусклых лучах солнца, что проникали через отверстие в сводах пещеры. В груди защемило от красоты и тоски. Впервые за двадцать лет он почувствовал, что находится дома.
— Я доверилась тебе, — её голос звучал еле слышно, но Стейну казалось, что он громким эхом разлетается по всему Регстейну, — я провела тебя коридорами подземелья, потому что ты так хотел. Я вступила в круг, чтобы тебе позволили остаться. Потому что ты этого хотел. Я работала с утра до ночи, пока ты был с Ри. Я почти потеряла дочь ради того, чтобы ты мог оставаться. А ты ушёл.
Стейн сделал было шаг вперёд, желая коснуться Венди, заткнуть ей рот поцелуем, вцепиться в спасительном прикосновении в её запястья. Лишь бы снова стать живым. Лишь бы хоть на секунду приглушить боль, что фонтанировала под рёбрами, ломая грудную клетку. Лишь бы забыться на миг, избавившись от ошибок, которые успел совершить. Сделал было шаг вперёд… Но ноги, всегда слушающиеся его, в этот раз отказали. Ему только и оставалось, что протягивать к Венди руки в молчаливой мольбе, захлёбываясь собственной болью.
Младшая из круга семи наступала, сжимая ладони в кулаки. В ней было не узнать прежнюю покорную и слабую Венди, которую уже несколько десятков лет ведьмы встречали в коридорах Регстейна. В ярости сквозь приставшую к коже маску проглядывала истинная Вендела — дочь подземелий: свободолюбивая и вольная. Вот только по щекам её текли слёзы боли и злости, оставляя за собой тонкие влажные дорожки.
— Я искал путь домой, — шёпотом ответил Стейн и, когда Венди недоверчиво и презрительно скривилась, отчаянно крикнул, стукнув по каменной стене кулаком, — я искал тебя, Анкель побери! Я днями и ночами бродил вдоль берегов Вольденграса, пытаясь отыскать путь в Регстейн. Но твой грёбаный круг семи и эта старая ведьма, будь она проклята, закрыли для меня подземелье! Я Орден создал, чтобы найти тебя, — он уже орал, не сдерживая себя. Его покрасневшее лицо исказила гримаса боли и ненависти, — чтобы вас найти, понимаешь?! — последние слова он произнёс еле слышно, отказывая самому себе в праве на понимание и счастье. Какое счастье, когда народ, что когда-то мог стать его народом — сократился вдвое, дочь видеть не хочет, а один из внуков убит его собственными руками?!
Он схватился за волосы и сполз по стене, издав протяжный жалобный вой. Сердце бешено стучало, качая кровь, вот только конечности всё равно отказывали. Казалось, что проще лечь и умереть. Хотелось лечь и умереть, но Хелингард не желал принимать его.
— Какой ты жалкий, — Венди прошла мимо, сплюнув на землю около него. Стейн даже не обратил на это внимания, он продолжал покачиваться из стороны в сторону, чувствуя, как безумие овладевает им.
В голове его всё мелькали и мелькали картины счастливого прошлого: маленькое чердачное окно и запах тётушкиного хлеба, книга о магии и дерево в саду, наглая обнажённая девчонка на берегу бушующей реки, факелы на стенах пыльных коридоров подземелья, женское тело, распятое на алтаре, чистые синие глаза дочери, трубка с табаком, водопад иссиня-чёрных волос…
— Какой же ты дурак, — она вдруг села рядом, обхватывая его за плечи.
В груди пекло от невысказанной обиды и непролитых слёз. Но это могло подождать. Если чему Венди и научилась за эти двадцать лет одиночества — так это мудрости. В жизни любого наступает момент, когда тишина оказывается важнее всяких слов. И вот сейчас, когда Стейн, по-детски всхлипнув, уткнулся носом в её грудь, словно ища спасения… Внутри что-то дрогнуло. Слёзы застыли на ресницах маленькими льдинками, а сердце начало отогреваться. Она прижалась всем телом к дрожащему мужчине и закрыла глаза. Жрица уступила место девочке, что так отчаянно хотела любви.
— Томми, это твоя бабушка.
Эйрин легонько подтолкнула смущённого парнишку к Далии. И без того румяные щёки женщины раскраснелись, стоило только ей услышать слово «бабушка». Она всплеснула руками и громко воскликнула:
— Ой, что вы так, а я и пирог испечь не успела!
Она суетливыми движениями поправила подол передника, тщательно разглаживая складки на нём в радостном беспокойстве.
— Тётушка Лия, — Эйрин улыбнулась. Она снова чувствовала себя дома, а потому ей было спокойно и легко рядом с этими людьми. С людьми, сделавшими для неё больше, чем родной отец.
С отцом она помирилась по настоянию матери — ещё никогда прежде ей не приходилось видеть мольбу и слёзы в глазах мамы, как в тот раз, когда гордая жрица просила у дочери за мужа. Эйрин пришлось согласиться. Она до сих пор помнила тот разговор с тем, кого не видела долгие годы. С тем, кого готова была боготворить. С тем, кто разрушил её жизнь.
— Ри, дочка… — Стейн сделал несколько шагов вперёд. Ей странно было снова видеть эти глаза, переливающиеся янтарём, и коричневую, загорелую кожу массивных ладоней.
Эйрин перекрестила руки, обнимая себя за плечи, будто пытаясь согреться. Тело колотило мелкой дрожью. Ей хотелось быть сейчас не здесь — слишком больно было вспоминать, как среди крови, трупов и запаха железа, бьющего в нос, она увидела отца. Вот и сейчас желудок судорожно сжался, а кончики пальцев закололо, словно ужалило иголочками чертополоха. Тошнота подступила к горлу. С ней бороться было сложно, но Эйрин пока справлялась.
— Да, папа, — только и ответила она, пристально следя за приближением Стейна. В прозрачных голубых глазах не отразилось и тени той боли, что разрывала внутренности.
— Ты должна меня понять, — он стиснул ладони в кулаки. На запястье, рядом с белёсой полоской шрамика, запульсировала синяя жилка.
— Папа, — тихо, стараясь не сорваться, произнесла она, — тебя двадцать лет не было рядом, а потом ты появился живой, с сыном и армией, уничтожившей почти половину моего народа. С армией, убившей моего сына, — горечь встала комом в горле, мешая дышать, — тебя не было рядом, пока я росла, сбегала на поверхность, влюблялась, терпела выходки мамы, растила детей. Тебя не было, когда Крис начал бегать по девочкам, а Томми одиноко сидел в углу, ожидая Агушу. Тебя не было, когда я засыпала в пустой холодной кровати и думала, что со мной что-то не так. А теперь ты появляешься и хочешь, чтобы я тебя поняла?