Подземелье
Шрифт:
— Ты похож на мясника. — И пальцем указала ему на длинный плащ Беруто.
Милон завернулся в плащ, чтобы скрыть покрывавшую его кровь.
Сев в фиакр, Милон почувствовал, что силы его оставляют, ибо кровь его понемногу уходила, но он все-таки держал стилет в руках.
— Зачем вы везете меня на Елисейские поля?
— Оттуда мы отправимся в предместье Сент-Оноре. Ясно, что Василиса хотела только выиграть время. По мере того как экипаж катился по каменной мостовой, силы стали покидать Милона, наконец, он, закрыв глаза, проговорил:
— Ох… я, кажется, умираю.
Улыбка снова показалась на губах тигрицы.
— Я предвидела это…— сказала она себе, — я свободна.
И она, взяв стилет, который Милон уронил, вышла из фиакра, сказав кучеру:
— Мой друг, вот двадцать франков, вы свезете этого человека — он мой слуга — домой. Меня зовут графиня Артова, и я живу в улице Пепиньер.
И она ушла, говоря себе: «Нас двое теперь, мой Рокамболь; не Ивана жизнь мне нужна, а твоя. На тебя перейдет вся ненависть, которую я питаю к Ивану».
Двадцать минут спустя графиня проходила мимо театра Фоли-Мариньи, она должна была остановиться, чтобы дать проехать фаэтону.
Она подняла голову и вздрогнула.
Молодой человек правил лошадьми, возле него сидело восхитительное дитя лет четырех или пяти. Василиса узнала: это был виконт Фабьен д'Асмолль с ребенком.
Она предназначила это дитя адскому гению де Морлюкса.
Василиса вспомнила Петра, мнимого Ивана, которого графиня Артова избила и на которого она могла рассчитывать.
Она нашла его и спросила, намерен ли он еще мстить?
— О, да, — отвечал он.
— В таком случае ступай, седлай лошадь и скачи прямо, ты должен встретить темный фаэтон, запряженный парой вороных лошадей, в нем увидишь человека с маленьким мальчиком, ты должен следить за ним и рассказать мне все.
— Слушаю.
Вернемся к графине Артовой. В кабинете ее сидели Рокамболь, Иван и она; они успели рассказать Ивану все: любовь де Морлюкса к Мадлене, отношения Аженора с Антуанеттой.
— Наказание де Морлюкса, — прибавил Рокамболь, — начнется с того, как он увидит Мадлену под руку с вами.
В это время слуга доложил о приходе Аженора. Он принес все нужные бумаги.
— Посмотрите, — сказал он, — вот купон в сто двадцать тысяч ливров годового дохода, потом дарственная запись на имя Мадлены, далее права на владение землями в Богемии и Венгрии, — полюбуйтесь, до чего сильна страсть моего дяди; к свадьбе уже все готово, я добился, что моя свадьба будет восемью днями раньше, чем дядина. О Боже, — прибавил он в заключение, — Антуанетта наконец моя.
В это время вошел испуганный слуга.
— Сударыня… сударыня… большое несчастье, там на дворе какой-то старик в обмороке и покрыт кровью. Кучер говорит, что его ранила какая-то женщина…
Милон был ранен и, казалось, был мертв, но, к счастью, раны не были смертельны.
Лекарство привело Милона в чувство.
— О, теперь я могу умереть, — прошептал он, открыв глаза. — Вы спасены, господин.
— Спасен? — воскликнул удивленный Рокамболь.
— Да, потому что я хотел ее убить, но она сказала мне, что этим же ударом я убью и вас.
— Придется, быть может, начинать сначала, — проговорил Рокамболь и выбежал…
Петр-мужик отдавал отчет Василисе.
— Догнав фаэтон, против известного каретника Леонорье, я зашел туда. Хозяин обещал, что какая-то коляска будет готова завтра. «В таком случае я заеду с женой», — сказал д'Асмолль. Когда виконт хотел уходить, каретник заметил меня. «Что вам надо?» — спросил он. — «Я русский кучер, — сказал я, — и в ожидании места объезжаю лошадей у многих купцов, если б вы подумали обо мне…» — «Приходите завтра», — сказал он. Только что я хотел уйти, тот господин вернул меня: «Явитесь завтра ко мне. Я виконт Фабьен д'Асмолль и живу в улице Виль л'Евек. Я вас, может быть, возьму». — «Я во всю свою жизнь исполнял только два ремесла: кучера и кузнеца», — проговорил я. — «Вы кузнец? Так не можете ли мнепочинить сани русской работы?» — И я взял на себя починку саней.
— Слушай, — проговорила Василиса, — ты очень смышленый малый; нужно украсть ребенка, которого ты сегодня видел.
Мужик вышел.
Несколько секунд спустя Василиса услышала за собой шум… вошел Рокамболь, держа в руке кинжал.
Василиса, испугавшись, схватила свой стилет, еще запачканный кровью Милона. Рокамболь вырвал его из ее рук.
— Чего вы хотите?
— Двух вещей, только не старайтесь кричать, ибо раньше, чем слуги ваши придут, я вас убью…
— Буду молчать, — проговорила Василиса.
— Неужели вы могли думать, сударыня, что примиренье Рокамболя с Баккара могло быть искренно… На галерах я нашел друга… и я взялся устроить счастье Мадлены, для того нужно было, чтобы я помирился с графиней Артовой.
Он так умел хорошо подделать смех и голос, что графиня Василиса поверила ему.
— Судьбе угодно было, чтобы мы стали врагами, я вам предлагаю мир, — сказал Рокамболь.
— Мне мир, но на каких условиях?
— А вот на каких: мне нужно, чтобы вы умерли на пять дней, — и он схватил ее за горло, всунул в рот зернышко и держал до тех пор, пока она не проглотила. — Ну теперь я спокоен, — проговорил он, — счастью Мадлены и Антуанетты никто не помешает…
Он удалился.
Один из обычных вечерних посетителей кафе Марьяни был молодой живописец, о котором рассказывают романтическую историю. Он был талантлив, красив собою, хорошо ездил верхом.
Но однажды молодой ветреник попался в сеть: он влюбился в Клоринду (мнимую Мадлену) и Клоринда в него была влюблена без памяти.
Но однажды молодой посетитель явился в кафе; он был угрюм, бледен. Что же с ним случилось?.. Клоринда бросила его, и он чуть не убил себя с горя.
Однажды вечером в кафе вошел незнакомец и приблизился к живописцу.