Подземка
Шрифт:
Похоже, масс-медиа хотели навесить на пострадавших жесткий ярлык «невинных жертв». А если еще откровеннее: медийный сюжет становится куда проще, если у пострадавших нет реального лица. Как легко вырисовывается картинка: классическое противопоставление «(безликого) здравого народа» против «негодяев с сорванной маской».
Я хотел по возможности отказаться от этой косной схемы. У каждого, кто ехал в то утро в метро, есть свое лицо, своя жизнь, своя судьба, своя семья, радости и печали, драмы и противоречия, дилеммы. И рассказ о них должен быть совокупностью всего этого. Не может не быть. Как рассказ о вас или, скажем, обо мне.
Поэтому я прежде всего стремился познать характер каждого отдельного человека, будет о нем упомянуто в книге или нет.
Выяснив информацию личного характера, я переходил к событиям того дня. Нечего и говорить, это — основная тема. Вслушиваясь в истории людей, я задавал вопросы: «Чем стал для вас этот день? », «Что вы там видели, что пережили, что почувствовали? » Иногда добавлял: «Какую боль (физическую, душевную) вынесли вы из этого инцидента?», «Осталась ли эта боль потом? »
Степень причиненного вреда у всех была разный. Некоторые жертвы почти не пострадали, некоторые, к несчастью, скончались. Есть такие, кто продолжает реабилитацию после тяжелой болезни. Многие не пострадали на месте, но затем оказались подвергнуты (некоторые — и по сей день) посттравматическому стрессу. Возможно, с точки зрения обычной журналистики социальная оценка события повысилась бы, выстрой мы вереницу историй только о тяжелобольных.
Однако я брал интервью, невзирая на тяжесть травм тех, кто испытал на себе действие зарина на месте происшествия, и включал все рассказы в книгу лишь с их согласия. Несомненно, у тех, кто отделался легко, процесс возвращения к нормальной жизни прошел быстро, ущерб оказался незначительным. Но и у них остались свои мысли, свой страх. Каждый вынес собственный урок.
Стоит начать читать книгу, и вы поймете, что нельзя сказать снисходительно: мол, ничего страшного не произошло. 20 марта для всех, кто был там, — особый день. В той или иной степени.
И еще. У меня было предчувствие, что упоминание без разбору немалого количества жертв с теми или иными симптомами повторно воссоздаст картину происшедшего. Получилось у меня это или нет, судить вам.
У некоторых опрошенных мною людей был опыт интервью и другим СМИ. У всех осталось какое-то недовольство: «Повырезали все, что я хотел сказать. Сократили все до неузнаваемости». Ну, то есть, «пошли в ход лишь обрубленные для удобства использования куски».
Люди оказывались глубоко разочарованными, и проходило немало времени, пока они не начинали осознавать, что наше интервью проводится с совершенно противоположными целями и другими способами. Хотя некоторые, к сожалению, этого так и не поняли.
В этом смысле мы хотели записать как можно больше историй, но существовал определенный лимит издания, разумные пределы читабельности. В каждом случае мы обозначали предел уместности. В среднем выходило по 20 — 30 листов по 400 знаков. Наиболее длинные рассказы едва умещались на пятидесяти.
Я сказал: «невзирая на тяжесть травм», хотя на самом деле в сложных случаях рассказ затягивался. Госпитализация, реабилитация, простор для раздумий, глубина ран, то, что должен сказать сам, а что — за тебя… и всего так много.
Прислушайтесь к рассказам людей.
Нет, прежде всего — представьте себе.
Сегодня 20 марта 1995 года. Понедельник. Ясное радостное утро. Ветер еще прохладный. Люди — в пальто. Вчера было воскресенье. Завтра праздник — День весеннего равноденствия. Сегодня как раз промежуток между выходными. Вы бы хотели отдохнуть и сегодня, но, к сожалению, по разным обстоятельствам не смогли взять выходной.
Поэтому вы проснулись как обычно, умылись, позавтракали, оделись и пошли на станцию. Погрузились в как всегда переполненную электричку и поехали на работу. Все так заурядно. Утро, похожее на множество других. Еще один незаметный день в потоке жизни.
До тех пор, пока пять переодетых мужчин не начали тыкать отточенными остриями зонтиков в полиэтиленовые пакеты со странной жидкостью…
Линия Тиёда
Поезд А725К
На линии Тиёда распылять зарин было поручено группе из двух человек: Икуо Хаяси и Томомицу Ниими. Хаяси — основной исполнитель, Ниими — водитель-помощник. Причина, по которой исполнителем был выбран именно Хаяси — старший по возрасту, врач с активным послужным списком в Министерстве науки и техники, — неизвестна. «Пожалуй, за умение держать язык за зубами», — предполагал он сам. Участие в операции отрезало все пути к бегству. На тот момент Хаяси знал уже слишком много. Он был глубоко предан Асахаре, но тот, по всей видимости, до конца ему не доверял. Сам Хаяси говорил, что у него «сердце так и сжалось, когда Асахара приказал распылить зарин». И, как бы оговариваясь: «Ведь это естественно, что в груди бьется сердце».
Их миссия заключалась в следующем. Поезд линии Тиёда отправляется с начальной станции Кита-Сэндзю в 7:48. Хаяси садится в первый вагон, на станции Син-Отяно-мидзу протыкает пакет, там же выходит. Ожидающий на перроне Ниими сажает его в машину и везет прямо в подпольную квартиру на Сибуя. Отказаться от миссии Хаяси не мог. «Таково учение Махамудры», — пытался он успокоить себя. Учение Махамудры очень важно для достижения святости.
На едкое замечание адвокатов Асахары: «Вы же могли отказаться, если бы захотели», — Хаяси ответил: «Если бы можно было отказаться, всего этого бы не произошло».
Хаяси родился в 1947 году — второй сын в семье врача, практиковавшего в токийском районе Синагава. Закончил среднюю и старшую школу [4] при университете Кэйо [5] , куда затем поступил на медицинский факультет. Работал в университетской клинике, специализировался на хирургии кровеносных сосудов сердца. Некоторое время заведовал сердечно-сосудистым отделением Государственной профилактической больницы в поселке Токай [6] префектуры Ибараки. Безупречный выходец из элиты. Правильное выражение лица с налетом профессиональной уверенности. По всей видимости — врач от бога. Волосы редеют. Как и у большинства руководителей «Аум Синрикё», в нем чувствуется выправка и уверенный взгляд на реальность. Но манера говорить несколько простовата и неестественна. Слушая его показания в суде, я ловил себя на мысли: «Такое впечатление, будто он не выпускает наружу некое чувство».
4
Система обязательного школьного образования в Японии включает шесть лет обучения в начальной школе и три года — в средней. Нередко, чтобы лучше подготовить детей к трехлетнему курсу школы высшей ступени — заключительному этапу учебы перед экзаменами в университет, — родители переводят их по окончании начальной в частные средние школы, более престижные и дорогие. — Здесь и далее прим. переводчиков, кроме оговоренных особо.
5
Университет Кэйо — самый престижный частный университет Токио.
6
В поселке Токай расположен завод по переработке ядерного топлива, известный скандалом, случившимся 30 сентября 1999 г.: тяжелую воду там вычерпывали обыкновенными ведрами, в результате чего два техника скончались. — Прим. ред.
Хаяси вступил в организацию в самый разгар своей блистательной карьеры. В 1990 году он уволился и вместе с семьей ушел из дому. Двое его детей получали в организации специальное образование. Больница, сожалея о потере такого таланта, попыталась его удержать, но решение Хаяси оказалось непоколебимым. Он уже не чувствовал тяги к профессии врача и занимал в организации столь охочего до элиты Сёко Асахары, который высоко его ценил, должность «министра исцеления».
В какой-то момент Хаяси радикально усомнился в собственной врачебной работе. Можно предположить, что учение Асахары беспрекословно увлекло его и в тот момент дало ему ответы, выходящие за пределы науки.