Поединок со смертью
Шрифт:
— А какой вред может быть от знания ? — рассмеялся Данила.
— Мне кажется, что Андрей прав, — сказал я. — Ведь нельзя же стать шаманом, если ты не прошел предварительной подготовки и посвящения. Шаман обладает огромной силой. И поверь мне, Данила, не все равно, как он ею воспользуется.
— Господи, Анхель! — не унимался Данила. — Про шамана я, так и быть, согласен. Но от Скрижалей-то, например, какой может быть вред?!
Я задумался.
— Конечно, может быть! — воскликнул вдруг Гаптен.
— Какой?! — не поверил Данила.
— А вот какой! — Гаптен
— Дис-кре-ди-тация? — недоверчиво по слогам повторил за ним Данила.
— Правда, Данила! Правда… — Гаптен стал инстинктивно оправдываться, словно сказал что-то ужасное и непристойное. — Представь себе скептически настроенного человека, который прочтет «Схимника» или «Всю жизнь ты ждала», представь себя самого, но двухлетней давности. Вот ты берешь в руки такую книгу и читаешь. Что ты подумаешь о ее содержании, о Скрижалях?
— Да, в этом ты прав, конечно, — сказал Данила, и в голосе его зазвучали печальные нотки.
— Кто-то, я уверен, решит, что это сказка, — продолжил Гаптен. — Кто-то подумает, что слишком «легко» написано, чтобы быть «истинным». А кто-то и вовсе начнет дискутировать со Скрижалями — мол, не надо избавляться от «Я», и страдание не иллюзия, а эмоция. Ну и так далее. Может быть такое?
— Может, — согласился Данила.
— А еще, вероятно, кто-то решит, что Скрижали — это чудодейственные заклинания, — добавил Андрей. — Что прочтешь их, и все в твоей жизни сразу наладится. Но ведь это не так. Жизнь налаживается не от прочтения книг, а от внутренней работы. Книги — только стимул, проводник. Если же человек уверен, что должно быть чудо, а чуда не происходит, он разочаровывается. А если так, то Скрижали для него будут потеряны. Навсегда. Он больше к ним не вернется. Даже наоборот. Вот тебе и дискредитация… Данила тревожно посмотрел на меня, на Гаптена и повернулся к Андрею всем корпусом.
— Так что же это получается?.. — прошептал он. — И книги писать нельзя? Мы дискредитируем Скрижали?..
Воцарилась гробовая тишина. Мы молча, не сговариваясь, уставились на экран, расположенный на стене прямо перед нашим столом. Каждую секунду одна картинка сменяет другую. Мы видим самых разных людей, самых разных. Мы наблюдаем за их жизнью. Система Гаптена производит сканирование реальности на всем пространстве земного шара и в режиме реального времени выводит на экран зоны сгущения отрицательных энергий.
Картинка в очередной — может быть, в тысячный раз за сегодняшний день — замерла. Мы увидели небольшую комнатку — бедную, обшарпанную.
* * *
— Ну что? — раздалось из динамиков. — Уже подглядываете за мной?
Мы оторопели. Молодой мужчина внимательно смотрел на нас с экрана монитора.
— Подглядываете? — повторил он. — Ладно. Не хотите — не отвечайте. Интересно, а какой я у вас по счету? Третья Печать? Или четвертая? Первую и вторую я читал. Но мне кажется, что я все-таки — четвертый…
У меня перехватило дыхание. Я испуганно оглянулся — что это?! Что происходит?! Кто-то может мне объяснить? Но по лицам моих друзей я понял — они тоже в полном замешательстве. Еще ни один человек, находившийся у Гаптена «под колпаком», не разговаривал с нами так — с экрана, — зная, что мы его видим. И главное — никто не заявлял с такой уверенностью, что Печать в нем! Шок.
— Впрочем, нет , — мужчина задумался, повернул голову в сторону и провел рукой по подбородку. — Согласно вашей теории, во мне еще нет Печати. Ведь так? Я правильно понимаю ? — и он снова уставился нам глаза в глаза. — Она во мне еще только воплотится? Чуть позже… Да? Хотите, скажу, о чем она?
Андрей нервно кашлянул.
— Первая Печать о власти , — как ни в чем не бывало продолжал мужчина. — Вторая — об эгоизме. Третью я еще не читал, но бьюсь об заклад, что она о зависти. Так? Угадал? Ну, может, не о зависти, а о том, что человек сам себе не принадлежит, то есть не своей жизнью живет. Так? Уверен, что так.
Перьевая ручка Гаптена вывалилась из окоченевших рук хозяина, покатилась по столу и, достигнув края, звучно упала на пол — дзынь! Я почувствовал, как мурашки пробежали у меня по ногам.
— А четвертая — та, что во мне или будет во мне , — она о…
Незнакомец замолчал. Он смотрел на нас своими огромными мертвыми глазами и улыбался.
Данила заложил руки за голову, потянулся и резким движением откинулся на спинку кресла. Словно приготовился грудью принять удар.
— О воле…
* * *
По ту и по эту сторону экрана воцарилась гробовая тишина.
— «О воле» — это в смысле о безграничной свободе? — прошептал я, судорожно припоминая, что значит это трудное для иностранца русское слово.
— Думаю, «о воле» — это в смысле о воле. О силе воли, — тихо, сдавленным голосом отозвался Данила.
— Но… — только и успел протянуть Андрей.
— А в каком смысле — «о воле», это вам предстоит угадать. Шопенгауэра читали? Безграничная воля, великая, космическая. Рок и свобода в одном. Фатальная воля — предельная, беспринципная, неподотчетная никому! Неплохая задачка, да?
— Черт побери! — еле слышно выругался побледневший Гаптен и закрыл лицо руками. — А я-то думал, что с четвертым Всадником будет легче.
— Вы, наверное, сейчас в шоке ! — рассмеялся незнакомец. — Сидите себе в своем бункере, а с вами четвертый Всадник по телевизору разговаривает. Неловко? Неприятно? Догадываюсь…
— Как он может знать, что мы его видим? — спросил Андрей, повернувшись к Гаптену.
— Не понимаю. Ничего не понимаю, — растерянно прошептал Гаптен. — Не может быть. Чертовщина какая-то…
— Это неприятно, когда ничего не понимаешь , — незнакомец презрительно пожал плечами.