Поединок соперниц (Исповедь соперницы)
Шрифт:
— Позволь, Гита, моей семье и слугам пока пожить у тебя, — попросил Альрик.
По одному виду Альрика было понятно — случилось несчастье. Он умчался сразу же, ничего не поясняя. От Элдры я тоже ничего не могла добиться, она отворачивалась от меня, плакала. А тут еще дед Торкиль то и дело начинал выкрикивать старый саксонский клич, а на его голове был свежий кровавый рубец. Только от их челяди я узнала о случившемся. И ужаснулась. Этой ночью нормандские воины Нортберта де Ласи неожиданно напали на Ньюторп. Жгли, убивали, мужчины хоть и оборонялись, но набег был столь неожиданный, что организовать достойный отпор они не смогли. И теперь на месте
Я была напугана. Понимала, что за этим последует. И до боли было жаль бедную Элдру. Во время нападения она подверглась насилию и люди Нортберта заставили Альрика смотреть, что они вытворяли с его женой.
Утрэд сказал, что надо разослать людей, упредить всех о деяниях де Ласи. О сэре Норберте давно шла дурная слава, но чтобы он пошел на такое…
— Эдгар Армстронг во всем разберется, — сказала я с неожиданной уверенностью.
— Ага, — скривил в усмешке рот Утрэд. — Эдгар. Или мы — саксы.
Я почти осязала в воздухе угрозу восстания. Это было мне знакомо. И это пугало.
Вечером того же дня в Тауэр-Вейк прискакал с большим отрядом Пенда. Я не виделась с ним с тех пор, как еще летом он несколько раз наезжал ко мне, справлялся от имени моего опекуна, не нужна ли помощь. Пенда не знал, что я жду ребенка, и я не хотела, чтобы он проведал. Поэтому я вышла встретить его закутавшись в свой широкий лиловый плащ.
Пенда был вооружен с головы до ног. Сказал, что в графстве неспокойно, люди взялись за оружие, и граф прислать воинов, дабы они заблокировали все подъезды к Тауэр-Вейк. Я подумала об Эдгаре с благодарностью. Он заботится обо мне… Но, возможно, так он просто выполняет свой долг опекуна.
Поблагодарив Пенду, я спросила, что же все-таки происходит.
— Сам дьявол не разберет, — помрачнел он. — Люди Нортберта из Хантлей-Холла и еще несколько нормандских баронов клянутся, что саксы первыми напали на них. Оно на то и похоже. Усадьбы Хантлей и еще несколько других действительно подверглись нападению. Пострадавшие норманны уверяют, что нападавшие были саксами, они кричали боевой клич, сжигали дома, резали людей. А саксонские таны клянутся святыми Эдмундом и Дунстаном, что ни чинили ничего подобного и норманны первыми взялись за оружие. Эдгар пытался поговорить и с теми и с другими, да только люди обозлены. Если граф не справится с положением в ближайшее время, будет совсем худо. Тогда весть о волнениях дойдет до короля и он введет войска. А тут еще в Гронвуде…
Но он не договорил, махнул сокрушенно рукой. Уехал. А я, ошеломленная всем происходящим, даже не вспомнила сказать ему о раненом незнакомце. Хотя если заварилось такое, немудрено, что он просто одна из жертв… Которых вскорости будет множество.
И началось. Вести приходили одна хуже другой. Восстание ширилось, деревни сжигались, крестьяне прятались в болотах. Повсюду были расставлены кордоны графа, но их обходили стороной, и вспыхивали все новые и новые стычки. Однако мои владения это безумие миновало, слава Пресвятой Деве. Мы жили обычной размеренной жизнью, забивали на зиму скот, стали чесать лен. По вечерам все вместе собирались в зале у огня. Но это были не обычные патриархальные посиделки; люди просто жались друг к другу, рассказывали новости, от которых леденела кровь.
Из-за всех этих событий я надолго упустила из виду нашего раненного, который. Проведя несколько дней в беспамятстве, пришел в себя и начал поправляться. Странный он был человек — все время молчал, поначалу отказывался принимать пищу. Один раз даже сорвал бинты с раны. Я накричала на него. Уж если Господь по своей милости сохранил ему жизнь, то великий грех отказываться от сего дара. Незнакомец подчинился мне словно нехотя. Его как будто что-то угнетало, все время лежал, отвернувшись к стене.
Однажды, когда я кормила его, услышала за собой резкий голос Элдры.
— Зачем ты возишься с этим нормандским псом, Гита?
У жены Альрика в последнее время очень изменился характер. Она стала угрюмой, злой, ее глаза загорались лишь когда она узнавала о стычках саксов и норманнов.
Мой подопечный поднял на Элдру глаза — красивые голубые глаза, в которых, однако, ничего не отразилось. Продолжал покорно есть.
— Ты знаешь его? — спросила я не оборачиваясь.
Элдра лишь хмыкнула.
— Конечно знаю. Его зовут Ральф де Брийар. Он из тех рыцарей Бэртрады, каких Эдгар изгнал с позором.
Мой подопечный тихо застонал и, отведя мою руку с ложкой, отвернулся к стене.
Итак, я узнала имя незнакомца. Но то о чем говорила Элдра было мне неизвестно. О каком изгнании рыцарей она упоминала? И когда вечеров в башню вернулся Утрэд, я расспросила его.
Мой верный воин целыми днями разъезжал по округе, проверял дозоры, узнавал новости. Возвращался усталый, хмурый. Однако на все мои расспросы в тот день ответил сполна. Я была поражена. Леди Бэртрада организовала заговор против мужа, даже велела своим людям схватить его. И если бы не преданность верных слуг Эдгара, неизвестно чем бы все и закончилось.
Я вдруг ощутила такую нежность к Эдгару! Но к ней примешивалась и известная толика торжества. То, что сделала эта женщина, его законная супруга. Свидетельствовало только об одном — между ними нет ни зерна истинного чувства. И это означает… Это означало, что рано или поздно Эдгар вспомнит обо мне.
Той ночью я долго ворочалась, не могла уснуть. Как бы я не старалась изгнать мысли об Эдгаре, все одно понимала, что по-прежнему люблю его. Я кинулась в его объятия горячая и шальная от страсти, не думая ни о грехе, ни о чести. А ведь я была воспитана в суровых монастырских традициях. Но, возможно, женщине трудно постичь, что страсть ничто по сравнению с небом. Ласковое прикосновение любящей руки заслоняет от нас величие Божье. Нет, я бы никогда не смогла стать одной из целомудренных дев в монастыре. Во мне было столько любви, столько огня… А ведь я таила все в себе, сдерживалась и люди говорили, что взгляд у меня холодный. И все же я на что-то надеялась. Нелады Эдгара с женой? Да! Да, о да! Как бы я хотела, чтобы однажды он разочаровался в ней, стал вспоминать меня, пришел… И я бы простила ему все. А сейчас я ношу его ребенка, скрываю это от него, словно это моя месть. Но как же я его жду!
Ночью я опять проснулась в поту, всхлипывая и извиваясь. Старалась вспомнить свой сон до мельчайших подробностей. Ведь это все, что мне осталось.
Днем на меня снова наваливались хлопоты. В Тауэр-Вейк было много беженцев, приходилось постоянно за всем следить, учитывать каждую выдаваемую порцию муки, каждый кусок съестного. И если раньше я не опасалась, что нам грозит голод, то теперь, когда на моем попечении оказалось столько лишних ртов, уже ни за что не могла ручаться. Волнения в Норфолке продолжались, хотя уже наступила зима. Мы даже не заметили ее начала, так как она была теплой, сырой, почти не отличимой от осени. Только начало предрождественского поста указывало на смену времен года.