Поединок. Выпуск 13
Шрифт:
Они стояли плотной толпой и смотрели испуганно. Они испуганно смотрели на Кудре. Они испуганно смотрели, на бандитов. Они испуганно смотрели на истерзанного и усталого Хамита. Жители селения Барлыкуль. Народ. Кудре опять был верхом. Нарочно горяча коня, он говорил:
— Люди! Перед вами верный пес большевиков, защитник советской власти, — Кудре нагайкой указал на Хамита. — Он считает, что вы любите советскую власть и поэтому покараете нас. Я вижу, что карать меня вам не хочется. Но просто из любви к советской власти кто-нибудь хочет помочь этому
Толпа не шевелилась и молчала.
— Ладно. Не из любви к советской власти. Просто из сострадания к человеку. Любой может освободить его от веревки, развязать руки. Обещало, что не трону сердобольного. Ну, кто?
Никто не тронулся с места. Кудре опять отчаянно захохотал.
— Может быть, это не тот народ, а, Хамит? — спросил Кудре и, не получив ответа, повторил: — Обещаю не трогать того, кто поможет этому человеку. Ну, кто?
— Я, Кудре, — тихо сказал Акан и ступил вперед.
Хамит поднял голову и посмотрел на старика. Кудре послал коня и, развернувшись, конским крупом откинул Акана.
Старик отлетел в толпу, но дружеские руки не дали ему упасть, подхватили, поддержали.
— Я знаю, ты не боишься смерти, старик, — уважительно сказал Кудре и обратился к Хамиту: — Но он — не в счет! Милосердием своим в последние дни он хочет быть угодным аллаху! Но я не дам ему так дешево купить вечное блаженство. Старик не в счет, Хамит!
— Кто?! — в последний раз воззвал Кудре громогласно. И из толпы, издалека, совсем издалека, явилась маленькая фигурка. Девушка. Девочка. Ни слова не говоря, она долго шла через площадь к Хамиту, и все смотрели на нее. Подойдя, она попыталась развязать стянутые руки Хамита, но на совесть сработанный узел не поддавался несильным пальцам. Тогда она встала на колени и зубами вцепилась в узел. Узел ослаб. Она поднялась с колен и быстро освободила руки Хамита от веревки.
Хамит с трудом вытянул свои руки вперед, посмотрел на них, через силу пошевелил пальцами и рухнул в пыль, окончательно потеряв сознание.
— Почему женщина? — растерянно спросил Кудре.
— Потому что здесь нет мужчин! — Прямая, как натянутая струна, девушка без страха смотрела на атамана.
— Зачем ты развязала ему руки? — Кудре и впрямь недоумевал.
— Мой отец поступил бы так же. Но ты и твои люди убили его. Поэтому я, дочь Байсеита Мукеева, сделала это!
— Так вот ты кто, красное отродье! — ненависть клокотала в Кудре, и, еще не зная сам, что будет делать, он на играющем коне приблизился к ней. И впервые, впервые толпа зашумела протестующе.
Еще раз изумился Кудре и страшно посмотрел, переходя взглядом с лица на лицо, уже не на толпу, на людей. Вышел человек. Повернулся к своим односельчанам — поклонился, повернулся к Кудре — поклонился. И сказал:
— Собрав народ, ты разрешил освободить этого человека любому. Но Акану ты запретил сделать это потому, что он слишком стар, ей ты не позволяешь освободить оттого, что она женщина и дочь большевика. Народ интересуется: где твое слово, Кудре?
Поборов в
— Мое слово — единственный закон, который я соблюдаю. Она может забрать эту падаль.
Вернулся к своим и стал наблюдать, как девушка безуспешно пыталась приподнять Хамита. Убедившись в тщете своих попыток, девушка звонко, на всю площадь сказала:
— Может быть, хоть сейчас найдутся мужчины и помогут мне?
С опаской косясь на бандитов, из толпы вышли двое парней. Мало что сознававший Хамит уронил им на плечи вялые руки и, неумело перебирая подгибающимися ногами, направился вслед за девушкой. Ни разу не обернувшись, девушка шла, гордо подняв голову, и люди смотрели на нее.
10
Хамит лежал на железной солдатской кровати, бессмысленно глядя в беленый потолок. Комната, в которой он находился, без сомнения когда-то принадлежала солдату — ничего лишнего. Железная кровать, грубый стол, два массивных некрашеных табурета.
За окном серело — приближались сумерки. Пришла девушка, села на табурет, спросила:
— Есть хочешь?
Плохо шевеля языком, Хамит ответил:
— Не хочу. — И спросил: — Как тебя зовут?
— Хабиба.
— А меня — Хамит.
— Я знаю.
— Где они?
Хабиба сразу поняла, кто — они, и ответила радостно:
— Они ушли.
— Этого не может быть.
— Я сама видела, Хамит! Они ушли.
— Рано или поздно они должны прикончить меня. Скорее всего незаметно и не здесь, в поселке. Кто-то ждет, когда я уйду отсюда, чтобы застрелить в степи. Они знают, что мне обязательно надо идти. И я пойду, Хабиба. — И он с тоской глянул на свои босые распухшие ступни.
— Я тебе дам отцовские сапоги. Ты не беспокойся, они налезут. Отец был большой-большой! — и вспомнила отца, встала, сказала совсем по-другому: — Они в сарае, я сейчас принесу.
Стемнело. Хабиба вышла на крыльцо, постояла немного, привыкая к темноте, и направилась к сараю.
— Ты куда? — спокойно поинтересовались из тьмы.
Не отвечая, Хабиба прошла в сарай. Когда она вышла оттуда с сапогами в руках, дорогу ей преградил Ахмет.
— Девушке неприлично появляться на улице в такой поздний час, — укорил ее Ахмет. Он, издеваясь, циферблатом приставил к ее глазам открытые часы. Хабиба молча уклонилась от его руки и поднялась на крыльцо.
Она поставила сапоги перед Хамитом и распорядилась:
— Обувайся.
Хамит обувался, а Хабиба сидела на табурете и беззвучно плакала. Почувствовав это, он резко вскинул голову.
— Бандит здесь, — смущенно и быстро утерев слезы, ответила она на его безмолвный вопрос — Тот, что убил моего отца.
— Откуда знаешь?
— У него отцовские часы.
— Ахмет, — подтвердил Хамит и натянул второй сапог.
— Ну я, — сказал Ахмет от дверей и приказал Хабибе: — Выйди.