Поединок. Выпуск 16
Шрифт:
— Миша, Мишенька, — узнал человека Олег и выпрыгнул на ходу.
— Не молодые, а безобразничаете, — криком осудила его проводница.
Немолодым было не до нее: положив руки на плечи, они рассматривали друг друга.
Новый бордовый Мишин «Москвич» побежал от города в горы.
— У тебя-то как? — спросил Олег, рассматривая через стекло полузабытые скалы. — По-прежнему столовой заведуешь?
— Я эту столовую в аренду взял, — отвечал Миша. — Ресторан теперь у меня. «У футболиста» называется. Клиенты довольны, государство довольно,
— Ах, какой ты молодец, Мишка! — искренне восхитился Олег.
«Москвич» бежал недолго. Километров через двадцать он свернул и, въехав в большое село, остановился у дома с вывеской, на которой и впрямь было написано: «У футболиста».
Они поднялись по ступенькам, и Миша сорвал со стеклянной двери рукописное объявление.
— Что там написано? — спросил Олег, увидев, что написано не по-русски.
— Извините меня, я сегодня не работаю, потому что ко мне приехал мой лучший друг, великий футболист Олег Норов, — перевел Миша и открыл дверь.
В зале столиков на пятнадцать никого. Олег осмотрелся. Камень, тяжелое, без дураков, дерево, отличные, в изящных рамках, фотографии по панели — футболисты.
— Где я? — полюбопытствовал Олег.
Миша молча указал на фотографию, открывающую экспозицию. Молодой Норов в падении забивает головой гол. Красиво. Олег обернулся к Мише:
— А ты?
Фотография Миши была последней в ряду. Молодой Миша, обхватив голову руками, в отчаянье сидит рядом с лежащим вратарем. А мяч в сетке.
— Вот так я играл в защите, — горестно признался Миша.
— Самоуничижение — грех пуще гордыни. Я-то знаю, как ты играл в защите.
Из внутреннего помещения в зал вошла статная женщина с подносом в руках и от двери уже сказала чудным грудным голосом:
— Здравствуй, Алик.
Олег бросился к ней, отобрал поднос, поставил его на ближайший столик, осторожно взял ее руки в свои, поцеловал их поочередно.
— Тома, Тома, Тома, — говорил Олег, — сестричка ты моя…
Тамара освободила руки, взяла Олега за уши, поцеловала в обе щеки, отстранилась и снова взяла в руки поднос:
— Садитесь, мужчины.
Они послушно сели за столик у окна.
— Любимый столик Человека-горы, — сказал Миша.
— Да ну его! — отмахнулся Олег и, наблюдая за тем, как Тамара расставляет закуски, добавил: — Пока. А сейчас будем вспоминать старое, да, Тома?
Последним на стол был поставлен стеклянный графин, полный сверкающей воды. Осмотрев дело рук своих, Тома разрешила:
— Приступайте, мужчины.
— А ты? — обиделся Олег.
— У вас мужские дела. Поговорите, подумайте, а потом уж и я приду, ответила Тамара и ушла.
Миша разлил воду по фужерам.
— Ты что, тоже воду будешь пить? — удивился Олег.
— Ты не пьешь вина, и я не пью вина. Зачем мне пить, когда ты не пьешь?
Опередив Мишу, Олег поднял фужер:
— С этим маленьким бокалом, но с большим чувством… Я хочу выпить за память, Миша. Я помню, как двенадцать лет и десять месяцев назад ты разыскал меня в Ростове пьяного, грязного, вонючего. Я помню, как ты привез меня к себе. Я помню, как я лежал на диване, а ты, скрипя зубами, носил мне кувшины с вином. Я помню, как однажды, проснувшись среди ночи, я увидел вас с Тамарой. Ты смотрел на меня, а Тамара плакала. Я помню твой взгляд и Тамарины слезы. Я помню, что подумал тогда о вас и о себе. Я помню, как умирал, а ты сидел рядом и гладил меня по голове, лишая меня возможности просить о выпивке. За память, Миша. И за дружбу, твою дружбу, которая спасает.
Они чокнулись и выпили воду до дна.
Консерватор Олег Александрович Норов любил старину. Эта гостиница была построена в начале века в стиле модерн.
— Хорошо, — сказал Олег, разглядывая замысловатое антре отеля.
Миша не ответил, потому что смотрел на черную «Волгу», которая остановилась впритык к его «Москвичу». Из «Волги» вышел молодой человек в строгом костюме и шляпе, подошел к Олегу и осведомился:
— Олег Александрович?
Олег кивком подтвердил, что он Олег Александрович. Тогда молодой человек вынул из кармана незапечатанный конверт:
— Велено вам вручить.
Олег, не заглядывая в конверт, осведомился:
— Что это?
— Авиационный билет на первый завтрашний рейс в Москву. Вам.
Олег вынул из кармана билет и клочок бумаги, на котором было написано грубым почерком: «Счастливого пути, Олег. Гриша».
— Передайте Грише, что он ошибся. Я уезжаю послезавтра. У меня в этом городе на завтра запланирован ряд серьезных мероприятий. Кроме того, я хочу посмотреть матч.
— Я передам, — серьезно ответил молодой человек.
— И еще, — не давая ему уйти, добавил Олег, — я хотел бы повидать Гришу.
— Я передам, — серьезно ответил молодой человек.
— И еще, — ощерился в улыбке Олег, — передайте ему три слова: «Ай да Эдик!»
— Я передам, — серьезно ответил молодой человек и направился к черной «Волге».
Олег и Миша проследили за тем, как исчезла во тьме черная «Волга».
— Пойдем по городу погуляем, — предложил Олег, — я его почти забыл.
Они спустились по проспекту, свернули направо и вышли на мост через реку. Посредине моста они остановились и стали глядеть на воду.
— Нас ведут, — сообщил Миша.
— А ты как думал? Они же начали.
— А мы?
— А мы возвращаемся в гостиницу.
До часу ночи Олег, валяясь на громадной кровати, увлеченно читал по-английски истрепанный том Микки Спилейна «Я сам — суд присяжных». В час, с сожалением отложив Спилейна, выбрался из кровати, цепляясь (иначе и не вылезешь), за извилистую, стиля модерн, спинку, погасил торшер, настольную лампу, люстру с висюльками и в темноте уселся в кресло — ждать.
Потрескивала прямо под его окном неоновая буква, слабо освещая номер малоприятной неживой голубизной.