Шрифт:
Влас ДОРОШЕВИЧ
Поэтесса
Рассказ одного критика
– К ВАМ г-н Пулеметов.
– Пулеметов! Пулеметов! Где я слышал эту фамилию?
– Просят принять их на одну минутку. Говорят, что по очень важному делу.
– Хорошо. Проси.
Влетел господин. В нем было что-то виляющее. На лице было написано: Не убий! Он схватил меня обеими руками за руку.
– Ради бога, простите, что отнимаю у вас время... Не задержу, не задержу!.. Очень, очень рад познакомиться. Давно хотелось. Всегда с таким удовольствием... Мы ваши ужасные поклонники. В особенности жена! Прямо влюблена. Утром, знаете, как только проснется, еще в постели, первым долгом: "Где он?.." Это про вас, а не про что-нибудь другое.
– Очень, очень благодарен. Очень лестно...
Г-н
– Вы знаете, я уж даже ее ревную к вам. Ей-богу!
– Очень вам благодарен. Чем могу?
Г-н Пулеметов посмотрел мне в глаза с любовью:
– Простите за нескромный вопрос! Вы женаты?
– Н-нет.
– А дети у вас... Ах, виноват! Что я!.. Впрочем, я надеюсь, что вы с вашей фантазией! Вы сумеете войти в положение беременной женщины!
– Постараюсь. В чем дело?
Г-н Пулеметов посмотрел на меня с мольбой:
– Вы получили сегодня стихотворения моей жены?
– Ах, да, да, да! Как же, как же! Получил книжку, получил! Вот, вот! Очень благодарен!
Г-н Пулеметов посмотрел на меня с тревожной мольбой:
– Вы не успели их еще прочитать?
– Всего два часа тому назад!
– Прочтите!
Мне показалось, что у него на глазах выступили слезы.
– Вы мне позволите сказать все, откровенно, как на духу! Я вас не задержу! Я вам скажу, как родному отцу! Моя жена беременна и выпустила стихи!
Г-н Пулеметов схватился за голову:
– Вы понимаете, это будет наш первенец! Бог даст мальчика, бог даст девочку. Но это будет первенец. Мы восемь лет женаты - и у нас не было детей! Первенец! Первенец! Дайте мне воды! Я напьюсь! Вы извините меня, что я так волнуюсь!
– Сделайте одолжение! Сделайте одолжение!
Я дал воды. Г-н Пулеметов выпил, стуча зубами о стакан.
– Благодарю вас. Она такая слабая. Доктор говорит: "Малейшее волнение..." А она выпустила стихи. Первый неблагоприятный отзыв - и она сбросит!
– Как сбросит?
– Младенца сбросит! Не донесет и сбросит! Ради бога! Когда будете писать, имейте это в виду. Она сбросит!
– Да-а... Дело, знаете, серьезное.
– Ужасное дело!
– Знаете... Я лучше... Я лучше остерегусь... Я лучше совсем ничего писать не буду!
Г-н Пулеметов вскочил, как будто под него подложили горячий уголь.
– Ради самого бога!!! Да вы ее убьете! Она только вашего отзыва и ждет! Она говорит: "Мне решительно все равно, что другие напишут! Мне важно только, что он!" Это про вас! Сегодня нет отзыва, завтра нет отзыва, послезавтра нет отзыва - она умрет! Скажет: "Значит, я дрянь! Мои стихи дрянь! Обо мне даже слова сказать нельзя!" Она умрет! Доктор говорит: "Малейшее, малейшее волнение..." Ради бога! Не ради себя прошу, даже не ради нее! Ради ребенка! Не погубите ребенка!
– Извольте... извольте... Хорошо... хорошо... Постараюсь... Такой случай...
– Благодарю вас! От всего сердца благодарю вас. Когда?
– Н-не знаю... как-нибудь на днях...
– Не откладывайте! Ради ребенка! Не откладывайте! Сегодня еще ничего, а завтра уж она начнет волноваться: "Ах, он обо мне ничего не сказал! Он обо мне ничего не сказал! И не скажет! Книжка не понравилась!" А доктор говорит: "Малейшее волнение..." Она от ожидания сбросит! Нельзя ли назавтра?
– Право, не знаю...
– Ведь жизнь человеческая! Дорогой! Жизнь человеческая! Если бы вы ее видели, она такая слабая. Последние, последние дни! Вы понимаете, в это время...
– Хорошо, напишу! Назавтра!
– Дорогой! Благодарю вас! Позвольте вас поцеловать! Вы меня извините, что я плачу! Когда будете писать, помните о ребенке! Помните о ребенке! Больше ни о чем не прошу, помните о ребенке!
Он вымочил мне лицо слезами, поколол бородой и ушел. Впрочем, он еще раз вернулся, сложил молитвенно руки, сказал мне с порога:
– О ребенке! Только о ребенке!
Всхлипнул - и исчез.
СОБСТВЕННО ГОВОРЯ... черт знает, что такое... Гнусно, однако, заниматься чем бы то ни было, когда в руках держишь человеческую жизнь!
– Иван! Завтракать я сегодня не буду. Можешь
Я взял книжку г-жи Пулеметовой. В ней было 764 стихотворения. Через четыре стиха я сидел за письменным столом. "Родная литература"... Ловко ли "родная"? "Родная"... "роды"... Дама в этаком положении. Пожалуй, увидит намек. Скажет: "Откуда знает?" Догадается, что муж приходил просить, рассказал. И сбросит. Зачем "родная"? Просто "русская". "Русская литература обогатилась новым вкладом"... Зачем вкладом? Не надо вкладом! Просто книгой. "...новой хорошей книгой". Хорошей? А не повредит это младенцу: просто "хорошей". Слабо! обидится и сбросит!
– "...новой замечательной книгой". "Замечательной". Гм... Слово-то такое! Его теперь иронически стали употреблять. И выдумали, черт их возьми, эту иронию. Все слова перепортили! Как ребенок примет это слово? Просто вместо "замечательной" поставлю "превосходной". "Превосходной" - младенцу не повредит. "...Новой превосходной книгой..." "Новой"? Значит, и до нее были превосходные книги? Значит, превосходных книг много? Не надо "новой". Просто: "Обогатилась превосходной книгой нашей талантливой поэтессы..." Нашей "высокоталантливой поэтессы". Замаслить, замаслить младенца. Младенцу это хорошо. "Местами отсутствие рифмы..." Мне показалось, что в углу запищал мертвый ребенок. "Всюду блестящая рифма..." Младенец перестал пищать. "Изумительная по простоте форма, глубокое содержание..." Это для родительницы хорошо. У меня начинались галлюцинации. Мне казалось, что я не пишу, а делаю труднейшую операцию. Я боялся дотрагиваться до бумаги. Вдруг сейчас из бумаги побежит младенческая кровь. Что-то застонало сзади меня. По комнате прошел Никита из "Власти тьмы" и проговорил: - Захрустели косточки-то... захрустели... Потом появился на кресле Ирод, засмеялся и исчез. Вокруг меня лежали младенцы. Я боялся пошевелиться. Пошевелюсь - и всех передавлю. "Со времени Пушкина, Лермонтова мы не встречали таких стихов". Сбрасывает! Сбрасывает! "Со времен Алексея Толстого, Некрасова". А не обидится она, что я Некрасова с ней сравниваю? Женщина в таком положении. Вон Некрасова! "Байрона, Альфреда Мюссе..." "Событие в русской литературе..." "Чудный дар..." "Приветствуем..." "Дай бог, чтоб и впредь!.." Эту ночь я не спал. Я лежал в холодном поту. Зубы у меня стучали. Возьмет корректор да вместо "чудный" и поставит "нудный". И сбросит!..
Я МОЛИЛСЯ, когда мне подали газету, и сказал: "Иван! Разверни мне газету - я не могу!" Во всех газетах, до одной, без исключения, были огромные статьи о сборнике стихотворений г-жи Пулеметовой. Все писали восторженные статьи! Один сравнивал ее сонеты с сонетами Петрарки. Другой писал, что небо глядится в ее стихи и всю природу заставляет в них глядеться. Третий восклицал: - "Не верится, чтоб это была женщина! Вот была бы жена для Пушкина!" Вчера я встретил г-на Пулеметова в театре. Он летел сияющий. Полосатенькие брючки на нем весело играли. Сюртук сверкал шелковыми отворотами. Он меня заметил:
– А! Почтеннейший! Очень рад вас видеть! Все не удосужился как-то зайти вас поблагодарить! Очень, очень мило написано. Он ласково кивал мне головой.
– Ну, а дома у вас?
– заикнулся я.
У г-на Пулеметова сделалось удивленное лицо.
– Что дома? Как дома? Дома ничего!
– Супруга ваша, кажется, была...
– Ах, это! Г-н Пулеметов махнул рукой.
– Прошло. Совсем прошло!
– То есть... виноват... как, собственно...
– Вообразите, оказалось, что все на нервной почве! Нервная беременность. Это бывает. Теперь, знаете, эпидемия какая-то. Все дамы нервно беременны! Оказалось, пустяки! Фальшивая тревога, фальшивая тревога! успокаивал он меня.