Поэтический космос
Шрифт:
Современному человеку нужно некоторое усилие, чтобы общеизвестную философскую истину - "человек есть вселенная" - снова пережить на уровне осязаемого действа. Выворачиваясь наизнанку, герой как бы охватывает собой весь космос. Простая перемена стрелок в обозначении направления "внутреннего" и "внешнего" означала, что небо становится нутром человека. В то же время нутро воспринималось теперь как небо. Человек ощущал свое тело как нижнюю часть космической чаши, где центр - пуповина - связующая точка между ним и космосом. (Горловина в созвездии Водолея на небе.) В момент выворачивания небо-космос перемещалось вниз, а человек становился небом, как в момент перевертывания песочных часов. Небо как человеческое тело столь распространенный образ в древних цивилизациях, что нет необходимости
Брак завершается родами и в другом древнеегипетском изображении. Богиня Нут "ежедневно рожает солнечный диск, выходящий из её лона, и ежедневно же поглощает его ртом" (Топоров В. Н. Несколько параллелей к одной древнеегипетской мифологеме. В кн.: "Древний Восток". Сб. 2. М., 1980). Солнце - бог Гор, о нем говорится в древнеегипетской "Книге мертвых": "Я - твоя мать Нут. Я простерлась над тобой под этим моим именем "Небо", и так входишь ты ко мне в рот, и так выходишь из моего лона..."
Богиня неба с солнцем во чреве - образ, распространенный в наскальной первобытной живописи. Ночь - это заглатывание внутрь вселенной, пребывание во чреве. День - обратное выворачивание, роды. Теперь становится понятно, почему лунный и солнечный календари во многих древних культурах соотносятся как два взаимопоглощаемых концентрических круга или две восьмерки. Солнечный цикл - часть лунного, лунный цикл - часть солнечного.
Становится понятным также, почему египетская пирамида содержит в своих пропорциях и соотношения человеческого тела, и соотношения планет на небе, и число, символизирующее сферическую поверхность. Пирамида есть небо-тело богини Нут, вывернутое наизнанку. Она, по принципу контраста, должна быть в отличие от небесной сферы угловатой. Угол как антипод сферы. В то же время её острие как пуповина, связующая с небом, как нижняя часть песочных часов, в которых верхняя часть - само небо. Позднее мы увидим, какой космогонический переворот произойдет на вершине пирамиды с поэтом Андреем Белым. Поскольку небо - верх и свет, то внутренность пирамиды - низ и тьма. Понятен и символ змея с крыльями, столь распространенный в иероглифах. Летящая змея - двойной символ: это и сползающее вниз, заглатываемое солнце, и рождающееся из нутра солнце, восходящее, вознесенное. Этот же символ с обратным значением относится к луне, заглатываемой днем и рождаемой ночью.
Если вспомнить, что герой мифа, сказки, действа всегда тождествен своему небесному двойнику - солнцу, месяцу, звезде, то становится ясным, что за волшебное зеркало было небо. Глядясь в него, герой узнавал свой небесный, звездный, огненный, солнечный лик.
Можно понять и другое: каким образом звездное, небесное двуединое космическое тело было телом каждого отдельного человека. Герой чувствовал себя сыном неба, поэтому любое путешествие в пространстве вширь - путь в море, в небо, к горизонту - был уходом к материнскому чреву. Это было равносильно заглатыванию (вспомним, что в сказках проглоченный герой будет извергнут из чрева краше прежнего). Возвращение в свой край будет подобно новому рождению солнца: "Солнце светит в Путивле, Игорь-князь на русской
Для современного человека натуралистичность заглатывания и родов в древних сюжетах может показаться Шокирующей. Вполне естественно желание найти хоть какой-то визуальный символ выворачивания, который давал бы более широкое ощущение фольклорной космогонии, основанной на взаимозамещаемости нутра и неба. Один из таких символов есть в древнеиранской чеканке (Луконин В. Г. Искусство Древнего Ирана. М., 1977). В центре блюда звездообразной воронкой изображено солнце, внутри Солнца - звезда, внутри звезды - месяц (все символы неба), это центр блюда - небо. По краям же изображено шесть сердец - символ нутра, - окружающих небесные символы. Небо внутри, небо снаружи.
В индоевропейском варианте цепь таких выворачиваний человека в космос дана в древнеиндийском мифе "Видение Маркандеи".
Мудрец Маркандея в награду за благочестие пожелал узнать тайну сотворения Вселенной. Но едва он подумал об этом, как очутился за пределами мира. Там он увидел бесконечные воды и возлежащего на них бога Вишну. Бог проглотил мудреца, и тот опять очутился в зримом мире с горами, реками и селениями. Тысячи лет странствовал мудрец по вселенной и не нашел ей конца.
Но однажды во сне он снова увидел водную пустыню и снова встретил бога Вишну, теперь уже в образе мальчика, который говорил ему: "Я Вишну-Нараяна, которому принадлежит вся вселенная, созданная мной и заключенная во мне... солнце, луна, звезды, земля и море, страны света и годы - вот мое проявление, в них я создаю, охраняю и уничтожаю самого себя". Бог снова проглотил Маркандею, и, очутившись в знакомом мире, мудрец, познавший тайну сотворения вселенной, уже не знал, что было сновидением, а что явью.
В этом мире человек находится в центре вселенной, внутри нее, в то же время он вмещает в себя всю вселенную, и она находится как бы внутри него.
Кажется, все здесь перепутано, а на самом деле этот заколдованный круг есть ярчайшая модель сказочного мирового пространства. Понять это мистериальное пространство нам помогут в дальнейшем современная физика и космология.
Становятся более понятны астрологические схемы, основанные уже не на мифологическом, а на буквальном уподоблении неба человеку, человеческому телу. С такой точки зрения рождение каждого человека было как бы выворачиванием единого небесного тела в отдельную точку на земле. Таких проекций может быть множество. Человечество здесь выглядит как колос сумма небесной чечевицы, небесных зернышек. Смерть человека мыслилась как обратное выворачивание в небо. Единое зернышко становилось небесным колосом, то есть многим.
Какова же в литературе дальнейшая судьба действа о выворачивании? На самых разных уровнях мы видим поразительную неразрушимость архитектоники выворачивания.
Реконструкция единого фольклорного действа носит несколько условный характер. Здесь сведены воедино как бы разрозненные части этого сюжета, играющие важную роль в фольклоре и мифологии разных народов. В конкретных проявлениях это действо всегда выглядит по-разному и разные черты выступают на первый план.
Не следует считать, что тайна уже разгадана. Ведь эстетическое значение действа - в приобщении к тайне жизни и смерти, а не в расшифровке её. Тайна увеличивается по мере разгадки, как во всяком художественном познании. Среди древних действ было и такое, когда входящему в святилище дозволялось открыть покрывало, под которым оказывалась пустота. Сорвав лягушиную маску с царевны, мы не разгадаем тайну Царевны-лягушки. Приподняв маску, мы увидим под ней другую, о которой хорошо сказал Блок; "А под маской было звездно".
Вглядываясь в звездный лик мифологической вселенной, мы угадываем в нем человеческое лицо.
Храм или мастерская?
Мысль о космическом бессмертии человека никогда не покидала искусство. День желанный, день от века чаемый... Солнце взыграет лучами, земля отдаст своих мертвецов, и они заполнят пустующие миры. Так видел воскресение в будущем философ Н. Федоров в начале прошлого века.
"Воскресение и вознесение (перенести бесчисленные поколения наших отцов на бесчисленные, чуждые теперь ещё нам миры, чтобы сделать их своими) есть для настоящего времени та форма, которая должна заменить дантовскую в виде ада, чистилища, рая".