Поэтический снег
Шрифт:
Дыру расширили. Пилы и другие инструменты спустили вниз, после чего за первым смельчаком последовали женщина и второй мужчина. Но они забыли веревку — нейлоновый шнур, подходящий на любой случай. Руби схватила моток и скользнула на чердак с ловкостью, поразившей всех, включая ее саму.
— Я вам понадоблюсь, — сообщила она безликим фигурам в масках. —
Наглая ложь, которую никто не посмел оспаривать.
Они прошли по чердаку, чувствуя, как трясется и трещит дом. Под изолирующим аэрогелем оказались складная лестница и люк. Простая задвижка была легко взломана, и они спустились в темный коридор. Дома, похоже, никого не было. Они обыскали обе спальни, кухню и маленькую гостиную и наконец набрели на ведущую в подвал лестницу.
Снизу пробивался красноватый свет.
Самый отважный из группы пошел первым, сжимая пожарный топорик. Оказавшись внизу, он остановился, недоуменно моргнул и мгновение спустя, когда тишину прорезал жалобный вопль, уронил топорик, едва не поранив ногу.
Где-то в полутьме выла женщина.
Мужчина выругался, подхватил топор и, вздымая его перед собой, словно боясь нападения, двинулся вперед.
Вой оборвался сдавленным писком. Чей-то голос монотонно повторял:
— Нет, нет, нет, пожалуйста, нет.
Руби протиснулась вперед. Подвал оказался прекрасно оборудованной мастерской, забитой компьютерами и разнообразным оборудованием. Руби пересекла подвал, не выпуская из рук чудо-веревки. Кто знает, когда придется подвязать что-то или уберечь это что-то от падения. Поэтому она захватила веревку — и поэтому напрочь забыла, что держит ее в руках.
Руби уставилась на поэтессу. Удивительно, какой крошечной она кажется сейчас, когда лежит на полу, свернувшись калачиком, закрывая молочно-белыми руками искаженное ужасом и мукой лицо.
— Только не мучайте меня слишком долго, — взмолилась Бренда. — Помилосердствуйте. Убейте художника, но... не... не нужно причинять
Старушка от неожиданности оцепенела.
Незваные гости и понятия не имели, что на них направлено с полдюжины камер. Планета наблюдала, как Руби возвышается над соседкой. Наконец до мудрой старой женщины дошло, что все это значит.
И тут она рассмеялась. Громко. Отрывисто.
И очень грустно.
А что еще оставалось делать?
Хихикнув напоследок, она всхлипнула и, хрустнув ревматическими суставами, опустилась на колени.
— Так это не имело ничего общего с поэзией в снегу! — воскликнула она. — Удобное прикрытие, верно? То, что вы тут вытворяете — это какой-то дурацкий... перформанс... Я права?
Соседка нервно дернулась.
— Недолговечность искусства и гения, — заключила Руби. — Именно это вы надеялись показать нам всем.
Бренда осторожно выглянула из-за широко расставленных, паучьих пальцев.
— Ах, ты бедняжка... — Руби уронила веревку и протянула ей обе руки.
— Знаешь, мне ужасно тебя жаль.
— Разве вы не хотите меня убить? — выдавила Бренда и почти извиняющимся тоном добавила: — Я подвергла опасности ваш город, ваши дома. Я богиня, обуреваемая холодной яростью... Ведьма Зимы и Отчаяния... Зачем вы пришли сюда... если не для того, чтобы меня уничтожить?
Ответом был дружный смех.
— Милочка, — промурлыкала старушка, сдергивая варежку. Серовато-черная рука коснулась белой, как мел, щеки.
— Ты очень странная, да и поэт из тебя никакой. Но даже все это, вместе взятое, еще не причина кого-то убивать!
Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА
Журнал "Если", 2006, N 4.
– --