Поезд на Солнечный берег
Шрифт:
– Душераздирающее зрелище, – бесстрастно обронил Человек без лица.
– В полном шоколаде! – восторженно подтвердил Орландо.
Филипп обернулся к Аде; ее чудесные глаза были полны слез. Филипп возненавидел себя за то, что был их причиной. Он сидел, как деревянный, боясь вымолвить слово. Орландо прицепился к Человеку без лица, требуя во что бы то ни стало сказать ему, нравятся ли Человеку без лица его рекламы.
– Не нравятся.
– Да? – воскликнул Орландо. – Вот это новость! И реклама синтетической воды вам не нравится?
– Совершенно, – отрезал Человек без лица, – скажу вам проще: как только я вижу вас на экране, меня начинает тошнить.
Орландо
– Вы мой друг на вечные времена! – заявил он. – Наконец–то нашелся хоть один человек, способный на конструктивную критику!
– Совпадающую с вашей точкой зрения? – прищурился Человек без лица.
– Конечно! Хотя должен признаться, что в вопросах критики я придерживаюсь самых широких взглядов. Критик имеет полное право высказать свое мнение, а я имею не менее полное право этим мнением пренебречь. Таким образом, все оказываются довольны.
Ада встала, поднялся и Филипп.
– Мне пора уходить, – сказала она.
– Не надо, – попросил Филипп.
– Но мне в самом деле пора…
Наступило молчание.
– Вы вернетесь? – печально спросил Филипп.
– Конечно, вер… – встрял Орландо, но Человек без лица небрежно хлопнул его по плечу, отчего актер ушел в землю по самые плечи.
– Я? Не знаю, – проговорила Ада. Взгляд ее ускользал от взгляда Филиппа, избегая встречаться с ним. Филипп удержал ее за руку.
– Завтра в полдень у маяка.
– Я не могу.
– Тогда в полночь, я согласен. Вы не можете не прийти; я все равно буду ждать вас, Ада.
– Это глупо, – сказала она, бледнея, краснея и силясь улыбнуться. Филипп поднес ее маленькую ручку к губам и поцеловал – бережно, как целуют крылья бабочки или веки спящего ребенка.
– Я хотел вам сказать…
– Не провожайте меня. Я… я приду.
Филипп кивнул. Прежде чем уйти, она обернулась и послала ему взгляд, один из тех бессмертных взглядов, какие навсегда остаются в человеческом сердце. Может быть, ей стало жаль юношу, но она, поднеся к губам ладонь, сдула с нее воздушный поцелуй и исчезла. Поцелуй подлетел к Филиппу и чмокнул его в нос. Орландо давился от смеха; Человек без лица уже выдернул его из земли. Филипп знал, что Орландо скажет, будто он не умеет обращаться с девушками, но тот перестал смеяться и смотрел на него с пониманием, а это было еще хуже. Следующим номером в программе был кролик, распиливающий фокусника пополам, и Филипп заказал себе у робота–разносчика нектар забвения.
Сон двенадцатый
– Что вам угодно? – повторило свой вопрос существо за стойкой.
Оно стояло в непринужденной позе, положив на прилавок передние львиные лапы с впечатляющей величины когтями. За спиной у существа угадывались дивные крылья неизвестного происхождения, которые в этот момент были аккуратно сложены. Голова на львином туловище казалась вполне человеческой, с раскосыми зелеными глазами. Правда, зрачки были узкие, как у кошки, и это настораживало.
Мистраль огляделся. С потолка лавки свешивались чучела совы и летучей мыши, в углу прилежно ткал паутину паук, а на полках в глубине стояли стеклянные банки причудливых форм, в которых копошились не то гомункулы, не то альрауны с морщинистыми старческими лицами. В одной из банок сидели сразу два гомункула, и, присмотревшись, Мистраль заметил, что они увлеченно режутся в карты, не обращая внимания на окружающее.
Чуть ниже на полках лежал всякий хлам вроде старинной пишущей машинки с отсутствующими клавишами, покрытых пылью флаконов из–под духов,
Мистралю хватило одного взгляда на продавца, чтобы понять, что он угодил в очень странное место. Нет, даже не так: в Очень Странное Место. Два вопроса особенно волновали его теперь: первый – как описать словами все то, что он видит, и второй – как бы поскорее выбраться отсюда. Человек более здравомыслящий удовлетворился бы только вторым пунктом, но не следует забывать, что Мистраль был писателем, и мир во всех его проявлениях (включая самого себя и свои переживания) он рассматривал прежде всего как материал для своих произведений. Сфинкс, насупясь, глядел на него из–за стойки. Мистраль подумал, что бы такое сказать – не то чтобы умное, но хотя бы подобающее случаю, однако все пригодные для беседы темы выкинули белый флаг и позорно капитулировали. Сфинкс сам пришел ему на помощь.
– Вы что–то ищете?
Мистраль поглядел на его лицо и решился.
– А что у вас есть? – быстро спросил он. Сердце гулко ухнуло у него в груди.
– Все, – важно ответил его собеседник.
– Так–таки и все? – усомнился Мистраль, к которому начало возвращаться его обычное хладнокровие.
– Абсолютно все, – заверил его сфинкс. – Весь вопрос только в том, чего вы желаете. Не угодно ли, к примеру, унцию славы?
– Почему именно славы? – растерялся писатель.
– У людей это товар повышенного спроса, – пояснил сфинкс. – Также в наличии имеются богатство, любовь, талант, вдохновение, удача, ум, трудолюбие, молодость и здоровье.
«Любопытно», – подумал Мистраль. Но вслух этого не сказал.
– Зависть, злость, ненависть, несчастье, нелюбовь, отвращение, – бегло перечислял сфинкс, водя когтем вдоль запыленных этикеток флаконов, которые в первое мгновение показались Мистралю обыкновенными склянками из–под духов. – Все первосортного качества, заметьте. Никаких подделок, мы строго следим за этим.
– А что, кто–то сейчас покупает нездоровье? – осторожно спросил писатель. – Мне казалось, это не то… не тот предмет, который люди пожелают при себе иметь.
– Зато как удобно подарить его врагу, – вздохнул сфинкс. – Или, скажем, конкуренту. Посылаете ему в дар нездоровье, и вскоре глядишь – а конкурента уже и поминай как звали. В буквальном смысле, между прочим. У вас есть враги?
– Вообще–то я не собираюсь ничего покупать, – поспешно сказал Мистраль.
Сфинкс прищурился:
– А разве я сказал, что мы что–то продаем?
Чучело летучей мыши, висевшее на балке вниз головой, мотнуло крыльями, сверкнуло глазами на опешившего Мистраля и вновь замерло. Тут только писатель заметил, что все животные в лавке, которых он принимал за чучела, на самом деле живые.
– Я думал, вы хотите мне что–то предложить, – сказал Мистраль.
Паук в углу тихо рассмеялся. (Все пауки, как известно, умеют смеяться, но, так как их смех неразличим для человеческого уха, об этой их особенности никто не знает.)
– Мы не торгуем за деньги! – пропищал он.
– Вот именно, – подтвердил сфинкс. – Кстати, что общего между совой и словом?
– А почему вы спрашиваете? – Мистраль терялся все больше и больше.
– Так, – загадочно ответил сфинкс. – Но за правильный ответ вы можете кое–что получить.