Поезд в Харбин
Шрифт:
Перестук колес изменил тон, сделался звонким и гулким – въехали на мост. Замелькали металлические арки, расчертили небесный купол цвета берлинской лазури.
Мостов на КВЖД 2 было больше двухсот: каменные, металлические, исполинские, через реки Сунгари, Хуанхэ, Тайцзы,
Сегодня вечером спор в вагоне-салоне начался с очередного моста – то есть, ни с чего, как это обычно и бывает в долгом путешествии, когда пассажиры уже неплохо знают друг друга и страдают от тоски.
2
Китайско-Восточная железная дорога, часть Транссибирской магистрали от Забайкальска до Порт-Артура
В окнах мелькали фермы моста. Екатерина поглаживала подлокотники кресла и рассеянно наблюдала за салоном. Книгу она оставила в купе.
Чаевская Анастасия Владимировна, дама в возрасте, с немалым состоянием, кустистыми бровями и любовью к коньяку, прикрыла пергаментные веки и перекрестилась. Увидев это, белокурая барышня в темно-лиловом вроде бы себе под нос, но излишне громко произнесла:
– Темные века!
– Что вы себе позволяете, Мария Лионовна?! – Чаевская поджала тонкие губы.
Мария Лионовна Бринер была умна, очаровательна и уже не раз демонстрировала спутникам современные взгляды. В сопровождении менее яркой компаньонки Елены Андреевны она направлялась к отцу-банкиру в Харбин, где собиралась работать учительницей.
Девушка добродушно рассмеялась:
– Анастасия Владимировна, будет вам креститься! Мы этих мостов проехали уже десяток. Надо же доверять прогрессу человеческой мысли.
– Не вам меня учить, милочка. Может, и доехали только потому, что я перекреститься успела.
Вскинув голову, Чаевская уставилась в окно. Пейзаж был уныл и однообразен, и быстро ей надоел.
– И чему вы только детей будете учить с такими-то манерами? – продолжила она.
– Точным наукам, Анастасия Владимировна. Тому, как строят мосты, и почему они стоят.
– Я хоть не знаю, как строят мосты, зато могу своему супругу суп сварить. А вот чем вы мужа кормить будете, Мария Лионовна, не представляю.
Вошел Сабуров и остался стоять. В вагоне-салоне ему нравилось кресло спиной к окну, то же, что и Екатерине. Когда Сабуров приходил первым, Екатерина кружила по салону, как птица-падальщица, и долго выбирала, где присесть. Уже три дня кресло оказывалось свободным к ее приходу. Иногда на деревянных подлокотниках она чувствовала тепло его рук.
Дочь банкира скользнула по Сабурову взглядом, вздернула подбородок и улыбнулась:
– Моему мужу помимо еды потребуется женщина, способная поддержать разговор. Я не собираюсь смиренно выйти замуж за какого-нибудь барыгу с оспинами и мешком денег и нарожать ему сыновей. У меня хорошее образование, я не только могу сама зарабатывать, я дам моим воспитанниками жизнь, о которой они раньше и мечтать не могли. И бедные дети вырастут. И будут строить великолепные мосты.
– Без уважения к старшим вы, молодежь, Россию быстро загубите, – вынесла приговор Чаевская.
– Уважение и страх – разные вещи. Имея внутреннюю свободу думать, мои воспитанники смогут сами решать, кто достоин уважения. Свобода – настоящий признак прогресса.
– Позволите?..
Сдержанные кивки дам. Щелкнул портсигар, чиркнула спичка.
– А как же закон? – поинтересовался Сабуров, закурив.
Мария Лионовна нахмурилась – это очень ей шло.
– Странно такое от вас слышать, Владимир Леонидович, – заявила она. – Закон – пережиток прошлого. Мораль – вот что важно. Если бы люди видели друг в друге людей, не понадобились бы ваши законы.
Конец ознакомительного фрагмента.