Поездка на острова. Повести и рассказы
Шрифт:
Буренков наглупил совсем немного: он отказался от местных долбленых челноков и выписал килевые однопарные лодки. Эти лодки были нарядны и вместительны, но неудобны по местным условиям: цеплялись за илистое дно, а весла путались в рясе. И в егеря набрал, за редким исключением, всякий сброд: бездельников, погнавшихся за легким хлебом. Охота не была для них душевным делом, их привлекали чаевые и возможность день-деньской стучать шарами на бильярде, установленном на террасе гостиницы.
Анатолий Иванович проработал весну и лето в строительной бригаде, помогал ставить шалашики и вешки на озере, набивал чучела для гостиной охотничьего домика.
— Не справится.
— А вы попробуйте его.
— И пробовать нечего. Одноногий егерь — курам на смех. Москва засмеет!
Похоже, он сейчас сам этому верил, от прежнего сложного переплетения неприязненных чувств к Анатолию Ивановичу он сохранил лишь одно — уверенность о его непригодности.
В середине августа открылась охота. Каждую субботу из Москвы прибывал автобус, грузовики, легковые машины. Приезжие быстро переодевались в ватные костюмы, прорезиненные плащи, комбинезоны, рассаживались по моторным лодкам и уезжали с егерями на Великое. Там их рассаживали по номерам, после чего егеря возвращались за новыми партиями. Часть охотников оставалась в Дуняшкиной заводи, тут тоже была неплохая охота, особенно на пролет.
Командовал распределением сам Буренков. Это был его час. Стоя на ступеньках лестницы, он сверху вниз кричал повелительным голосом: «В Прудковскую!», «На Салтный!», «К Березовому!» — и, похоже, воображал себя полководцем во время боя. Его распоряжения казались Анатолию Ивановичу бессмысленными. Буренков не знал озера, не знал утиных обычаев, не разбирался в охотниках: кому что подходит. Новичка он загонял в Дуняшкину заводь, где почти не бывало подсадок, а матерому стрелку отводил место у Березового коря, где подсадок много, а на пролет птицу не возьмешь: деревья и кусты мешают обзору. Охотникам-пижонам, которым лишь бы потратить порох, давал лучшие места, а настоящим мастерам — худшие…
Однажды Анатолий Иванович попытался вмешаться.
— А ты чего тут делаешь? — спросил Буренков, веки его были сонно опущены, он даже не смотрел на егеря. — Деньги под расчет получил?
— Получил.
— Ну и катись помалу к жинке на печь.
Но Анатолий Иванович, человек гордый, знающий себе цену, и после этого не ушел. С озером, с охотой была связана вся его жизнь. С девятилетнего возраста не расставался он с ружьем, лишь в пору войны сменил его на винтовку. Тяжело раненный в первом же бою, он после госпиталя вернулся в Подсвятье и, еще мучительно чувствуя ампутированную ногу как живую и болящую, первым долгом почистил старое ружье и на полмесяца закатился на Великое. Без охоты не было ему жизни. Ему и спалось хорошо только в челноке. Все важные и серьезные мысли приходили к нему на озере, здесь он даже стихи сочинял. Как у всякого настоящего охотника, у него не было жадности к дичи, он брал ее только на крыле, никогда не позволял охотничьему азарту взять верх над внутренним законом. Его охота была словно частью того естественного круговорота жизни природы, согласно которому известное количество животных, птиц и рыб ежегодно подвергается уничтожению ради равновесия природных сил.
С годами егерское дело увлекло его сильнее собственной охоты, его радовало, когда новичок добивался первых успехов; когда самоуверенные владельцы «зауэров» и штучных «тулок» поначалу обнаруживали неумелость, а затем, став послушными его учениками, приобретали прочный навык; когда настоящие, редкие мастера, попав на выбранное им место, набивали ягдташи и молчаливой, доброй улыбкой отмечали его заслугу в своей удаче. Он любил всех этих людей и с увлечением на них работал. Многие из них стали постоянными его клиентами, и не было случая, чтобы кто-нибудь променял одноногого егеря на любого другого.
И вот объявился полновластным хозяином на Великом человек, который не пожелал даже сделать ему проверки, забраковал Анатолия Ивановича, отказал в том, что было единственной страстью его души.
Плотницкой работы на базе почти не стало, но Анатолий Иванович каждую пятницу являлся сюда, как на службу, и оставался до вторника, пока не разъезжались последние охотники. Он все надеялся, что какая-нибудь случайность заставит Буренкова прибегнуть к его услугам, и приезжал на базу в полном сборе: с двумя подсадными в плетушке, с чучелами в мешке, с термосом, до пробки полным крепкого сладкого чая, с набитым патронташем и электрическим фонариком.
Буренков зычно выкликал имена егерей и названия маршрутов. Анатолий Иванович стоял у пристани, легко опираясь на костыли, прямой, с чуть прогнутой спиной, в полном снаряжении, и ждал чуда. Просить не умел, да и чего добьешься просьбами? Пристань пустела, замолкал вдали шум лодочных моторов, и Буренков мимо Анатолия Ивановича шел наверх, к базе, пить чай из самовара…
Однажды наехало особенно много охотников, егеря не успевали развозить их по шалашам. Близился рассвет, и на пристани поднялся ропот: люди боялись пропустить золотой охотничий час. Две-три весельные лодки покачивались у причала, но некого было сажать на весла. Анатолий Иванович взмахнул костылями и легко перенес свое тело к Буренкову.
— Я поеду.
Скажи он это просительно, услужливо, и Буренков сдался бы. Но твердо-спокойный, утверждающий тон егеря раздражил начальника охотхозяйства.
— Да куда ты годен? С тобой только неприятности наживешь!
— Сколько ездил, сроду никто не обижался.
— А если браконьер? — Буренков вступил в спор с егерем, чтобы не слышать, как поносят его самого на пристани.
— Цевье отберу.
— Так ты его и догнал!
— Отчего ж не догнать?
— На воде — одно, а на берегу? На костылях за ним потрюхаешь?
— Да откуда тут браконьеру взяться? Научен народ…
— Ладно болтать…
И все же в это утро удача улыбнулась Анатолию Ивановичу.
Только Буренков улизнул от охотников и уселся за самовар в гостиной, украшенной чучелами, как на вездеходе прикатили два генерала. Уже одетые для охоты, в высоких резиновых сапогах и плащах с капюшонами, натянутыми поверх генеральских фуражек, они и слушать не хотели Буренкова.
— За свою бесхозяйственность расплачивайся сам. А чтоб был егерь сию же минуту!
Меж двух тонких сосен у лестницы маячила одинокая фигура Анатолия Ивановича с мешком за плечами и плетушкой на боку.
— Егерь имеется, — неуверенно сказал Буренков. — Только он… того…
— Пьян, что ли?
— Да нет, инвалид войны он. Без ноги…
— Была бы голова на плечах.
Буренков с несвойственной ему поспешностью сбежал с крыльца и окликнул Анатолия Ивановича.
— Повезешь генералов, — сказал он значительно и мрачно. — Только смотри у меня, чтоб все было в ажуре!