Поездка на острова. Повести и рассказы
Шрифт:
— Ну, на восьмое. Я потом подробно отпишу, время есть.
— Может, сейчас… коли уж я здесь… — Она болезненно улыбнулась.
— Сказано, отпишу, — ровным, слишком ровным голосом проговорил егерь.
Женщина потупилась. Я с удивлением обнаружил, что строгий, почти жестокий тон егеря не вызывал неприязни к нему, скорей сострадание. Чувствовалось, что он дорого оплатил это свое право на холодность.
— Соскучились ребята за вами, — проговорила женщина. — Чего им велите передать?
— Поклон передай… И чтоб учились хорошо.
— Дневник смотреть будете?
— Конечно.
Она
— Геометрию Вовка выправил?
— Выправил, как же! — поспешно сказала женщина. — И тригонометрию подтянул. Марья Владимировна, математичка, его хвалила… Тимофей Сергеич, — сказала она, вдруг осмелев, — может, до праздников выберетесь? Ребята, правда, очень соскучились!
Толмачев покачал головой, поставил свою подпись и вернул дневник жене.
— Так мне идти? — сказала она.
Толмачев прошел в угол избы, достал из рюкзака завернутые в газету кости.
— Валет!..
— Обождите до завтра, — сказал Горин женщине, — вместе поедем.
Она поглядела в сторону мужа и вдруг вся заторопилась: жестами, ресницами, короткими улыбками.
— Да что вы!.. Мне надо челнок рыбакам вернуть. Я же с Пожаньки попутной добиралась, — говоря так, она поспешно прятала дневник в сумку, одергивала юбку, повязывала платок. — Оттуда удобно, автобус до самого Дубникова идет, а там до города хоть поездом, хоть другим автобусом, хоть… — она улыбнулась с жалкой женственностью, — хоть на такси. До свиданья всем! Ни пуха ни пера!
В дверях она остановилась.
— Не проводите? — спросила мужа.
Толмачев не отозвался, он выбирал кости и бросал Валету. Пес с громким хрустом разгрызал здоровенные мослы.
Женщина вышла из дома. В окно было видно, что к реке она спускалась в сопровождении Кретовой и Матвеича. Кретова в чем-то убеждала Толмачеву, та не отвечала, упрямо наклонив голову. Кретова махнула рукой и с плаксиво-сердитым видом пошла назад. На берегу Толмачева и Матвеич о чем-то поговорили, она будто насильно взяла повисшую вдоль тела руку Матвеича, пожала и вошла в густой ситник. Отсюда челнока не было видно за скосом берега, а вода проблескивала сквозь траву, и казалось, что Толмачева стала на воду. Матвеич нагнулся, толкнул невидимый челнок, тот заскользил вдоль берега, и Толмачева, возвышаясь над ситником головой и плечами, будто плавно пошла по воде в свой крестный путь.
Покормив Валета, Толмачев вышел из дома. Вскоре за ним последовали Горин с Мухановым. Подполковник задремал, откинув голову на деревянную спинку самодельного дивана. Появился Матвеич, собрал кастрюли, посуду, ножи, ложки и тоже вышел, пропустив в избу Кретову.
— Тяжело Катерина свой грех искупает! — Кретова прикрыла веки, и на розовую дряблость щек из каждого глаза выжалось по слезинке.
Я спросил ее, в чем грех Толмачевой.
— Нешто не знаете? — Кретова так удивилась, что печаль и сочувствие разом потеснились ради более живых и энергичных чувств. — Он ее застал!..
— С другим, что ли?
— Ну да!.. — Кретова заговорила быстро, боясь, видно, что нам помешают. — Она похоронную на него получила, а он живой был, только в плену. После его из плена освободили, проверили, и в сорок восьмом он вернулся. Приехал рано утром и под окно пришел, у них свой дом в городе. Заглянул в спальную и увидел две головы на подушке. Он все утро их высматривал, а после в дом для приезжих пошел. Там его признали и Катерине донесли. Она прибежала без памяти… Сожитель ее, ихний сосед, из инвалидов войны, в тот же день свой домишко заколотил и уехал незнамо куда. Тимофей Сергеич в семью вернулся, на работу поступил. Стали жить, после у них парень родился, Вовка. Старшая дочь к отцу привыкла, а Катерина уж и не знала, чем свою вину искупить. А какая у нее особенная вина? И всежки не сладилось у них. Так все тихо, мирно, но не мог Тимофей Сергеич чего-то в себе пережить, стал отлучаться надолго. На целину ездил, в Сибирь, а когда завели тут охотхозяйство, в егеря пошел…
— Значит, любит он ее? — спросил я.
— Кабы не любил, чего же ему и себя и ее мучить? Вы бы поглядели на Катерину годков пять назад — каштан-девка, а нынче съежилась… Она и давеча жаловалась: хоть бы, говорит, устарели мы скорей, стал бы он ко мне равнодушен…
В разговорах с Кретовой я упустил важные события. За это время резко упал барометр, по мнению егерей, к ночи надо ждать дождя. Это ставило под сомнение нашу завтрашнюю охоту, и Горин решил, что следует вернуться в Конюшково. Если же, паче чаяния, дождя не будет, приедем опять. А тут и с ночевкой худо, и рыбы для ухи не достать. Матвеич уже перенес в лодку посуду, ружья, плащи и прочее снаряжение.
— Ну а чего не едем? — спросил я Горина.
Он покуривал на скамеечке возле дома, напротив примостился на деревянной колоде Муханов, рядом — на корточках Пешкин. Вид у них был праздный и томящийся.
— Поедем, скоро поедем… — успокоительно произнес Горин.
— Что же нас держит?
Горин нахмурил густые брови и кивнул куда-то вправо. Я увидел лежащего на спине под копной Толмачева. Глаза его были закрыты, но, похоже, он не спал. Рядом Валет ожесточенно выгрызал из лапы репей или клеща.
Егерь Кретов принес из сарая связку когтистых птичьих лап. Это были лапы ястреба-тетеревятника. Я взял лапу и провел ею по тыльной стороне кисти. Даже при этом легком прикосновении острейшие когти вспороли кожу. Трудно было представить себе более совершенное и страшное орудие убийства, чем эта четырехпалая лапа, с мощной, в дециметр, плюсной, покрытой твердыми щитками, она и мертвая застыла в хватательном движении.
Горин пересчитал лапы и сунул в ягдташ.
— Тебе сколько до нормы осталось? — спросил он Кретова.
— По вороновым выполнил, а по ястребам самую малость не дотянул.
— Подожми, к празднику получишь деньги…
Подошел Матвеич и поинтересовался, чего канителимся. Горин снова многозначительно кивнул вправо.
— Семеро одного не ждут, — сказал Матвеич. — Тогда я без вас поеду.
— Еще чего, мы же возьмем ваш челнок на буксир.
— А кто его знает, сколько он тут прохлаждаться будет! Я на весле скорей доберусь.
— Сразу видать, набожный человек, — укоризненно сказал Горин, — чуткости вам явно недостает.