Поэзия Серебряного века (Сборник)

Пастернак Борис Леонидович

Летом 1918 года поэт находился в Эстонии и после создания там буржуазной республики оказался в эмиграции. В поздних его стихах явственно ощущается драма разлуки с родиной.

Когда ночами…

Когда ночами всё тихо, тихо, Хочу веселья, хочу огней, Чтоб было шумно, чтоб было лихо, Чтоб свет от люстры гнал сонм теней! Дворец безмолвен, дворец пустынен, Беззвучно шепчет мне ряд легенд… Их смысл болезнен, сюжет их длинен, Как змеи черных ползучих лент… А сердце плачет, а сердце страждет, Вот-вот порвется, того и ждешь… Вина, веселья, мелодий жаждет, Но ночь замкнула – где их найдешь? Сверкните, мысли! Рассмейтесь, грезы! Пускайся, муза, в экстазный пляс! И что нам – призрак! И что – угрозы! Искусство с нами – и Бог за нас!.. 1909

Не понять

Отчего ты, дорогая,

так ко мне несправедлива? Отчего ты не простила? не сказала ничего? Отчего не улыбнулась примирительно-стыдливо? Отчего же, дорогая, отчего? Что люблю в тебе – ты знаешь, как люблю — тебе известно, — Почему же мы расстались и обязаны чему? Наша страсть неудержима, мы сплелись друг с другом тесно, Почему ж ты не вернешься? почему? Ты страдаешь одиноко, я страдаю перед всеми, Мы не можем жить в разлуке, но не можем – и вдвоем. Что за странное проклятье нашей страсти скрыто в семе? Никогда, – о, никогда! – мы не поймем… Июль 1909 Мыза Ивановка [200]

200

Мыза Ивановка —деревня в Гатчинском районе Ленинградской области на р. Ижоре.

Интермеццо

Сирень моей весны фимьямною лиловью Изнежила кусты в каскетках набекрень. Я утопал в траве, сзывая к изголовью Весны моей сирень. “Весны моей сирень! – И голос мой был звончат, Как среброгорлый май. – Дыши в лицо пьяней…” О да! о, никогда любить меня не кончит Сирень весны моей! Моей весны сирень грузила в грезы разум, Пила мои глаза, вплетала в брови сны, И, мозг испепелив, офлёрила экстазом Сирень моей весны… 1910

Это было у моря…

Поэма-миньонет

Это было у моря, где ажурная пена, Где встречается редко городской экипаж… Королева играла – в башне замка – Шопена, И, внимая Шопену, полюбил ее паж. Было все очень просто, было все очень мило: Королева просила перерезать гранат, И дала половину, и пажа истомила, И пажа полюбила, вся в мотивах сонат. А потом отдавалась, отдавалась грозово, До восхода рабыней проспала госпожа… Это было у моря, где волна бирюзова, Где ажурная пена и соната пажа. Февраль 1910

На реке форелевой

На реке форелевой, в северной губернии, В лодке, сизым вечером, уток не расстреливай: Благостны осенние отблески вечерние В северной губернии, на реке форелевой. На реке форелевой, в трепетной осиновке Хорошо мечтается над крутыми веслами. Вечереет, холодно. Зябко спят малиновки. Скачет лодка скользкими камышами рослыми. На отложье берега лен расцвел мимозами, А форели шустрятся в речке грациозами. Август 1911

Мисс Лиль

Котик милый, деточка! встань скорей на цыпочки, Алогубки-цветики жарко протяни… В грязной репутации хорошенько выпачкай Имя светозарное гения в тени… Ласковая девонька! крошечная грешница! Ты еще пикантнее от людских помой! Верю, ты измучилась… Надо онездешниться, Надо быть улыбчивой, тихой и немой. Все мои товарищи (так зовешь нечаянно Ты моих поклонников и незлых врагов…) Как-тоусмехаются и глядят отчаянно На ночную бабочку выше облаков. Разве верят скептики, что ночную бабочку Любит сострадательно молодой орел? Честная бесчестница! белая арабочка! Брызгай грязью чистою в славный ореол!.. 1911

Клуб дам

Я в комфортабельной карете, на эллипсических рессорах, Люблю заехать в златополдень на чашку чая в женоклуб, Где вкусно сплетничают дамы о светских дрязгах и о ссорах, Где глупый вправе быть не глупым, но умный непременно глуп. О, фешенебельные темы! от вас тоска моя развеется! Трепещут губы иронично, как земляничное желе… – “Индейцы – точно ананасы, и ананасы – как индейцы”… Острит креолка, вспоминая об экзотической земле. Градоначальница зевает, облокотясь на пианино, И смотрит в окна, где истомно бредет хмелеющий Июль. Вкруг золотеет паутина, как символ ленных пленов сплина, И я, сравнив себя со всеми, люблю клуб дам не потому ль?.. Июнь 1912

Эпилог “Эго-футуризм”

1

Я, гений Игорь-Северянин, Своей победой упоен: Я повсеградно оэкранен! Я повсесердно утвержден! От Баязета [201]

к Порт-Артуру [202] Черту упорную провел. Я покорил литературу! Взорлил, гремящий, на престол! Я – год назад – сказал: “я буду!”. [203] Го д отсверкал, и вот – я есть! Я зрил в Олимпове Иуду, [204] Но не его отверг, а – месть. “Я одинок в своей задаче!” — Прозренно я провозгласил. Они пришли ко мне, кто зрячи, И, дав восторг, не дали сил. Нас стало четверо, [205] но сила Моя, единая, росла. Она поддержки не просила И не мужала от числа. Она росла в своем единстве, Самодержавна и горда, — И, в чаровном самоубийстве, Шатнулась в мой шатер орда… От снегоскалого гипноза Бежали двое [206] в тлен болот; У каждого в плече заноза, — Зане [207] болезнен беглых взлет. Я их приветил: я умею Приветить всё, – божи, Привет! Лети, голубка, смело к змею! Змея, обвей орла в ответ! 24-го Октября, 1912 г. Полдень

201

Баязет—город на востоке Турции, в котором русский гарнизон выдержал 23-дневную осаду во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

202

Порт-Артур(ныне Люйшунь) – бывшая русская военно-морская крепость в Китае. Во время русско-японской войны 1904–1905 гг. после героической обороны была сдана противнику.

203

…год назад – сказал: “я буду!”. —В 1911 г. Северянин провозгласил новое течение, названное им “эгофутуризм”.

204

Я зрил в Олимпове Иуду… – Основной причиной разрыва Северянина с единомышленниками был конфликт с К. Олимповым, претендовавшим на роль основателя эгофутуризма.

205

Нас стало четверо… – К Северянину примкнули Г. Иванов, Грааль-Арельский и К. Олимпов, образовавшие осенью 1911 г. поэтический кружок “Ego”.

206

…Бежали двое… –Имеются в виду Г. Иванов и Грааль-Арельский, вскоре присоединившиеся к акмеистам.

207

Зане (устар.) – так как, ибо.

В блёсткой тьме

В смокингах, в шик опроборенные, великосветские олухи В княжьей гостиной наструнились, лица свои оглупив. Я улыбнулся натянуто, вспомнил сарказмно о порохе: Скуку взорвал неожиданно нео-поэзный мотив. Каждая строчка – пощечина. Голос мой – сплошь издевательство. Рифмы слагаются в кукиши. Кажет язык ассонанс. Я презираю вас пламенно, тусклые ваши сиятельства, И, презирая, рассчитываю на мировой резонанс! Блёсткая аудитория, блеском ты зло отуманена! Скрыт от тебя, недостойная, будущего горизонт! Тусклые ваши сиятельства! Во времена Северянина Следует знать, что за Пушкиным были и Блок и Бальмонт! 1913

Поэза истребления

(Манифест Игоря Северянина)

Меня взорвало это “кубо”, В котором все бездарно сплошь, — И я решительно и грубо Ему свой стих точу, как нож. Гигантно недоразуменье, — Я не был никогда безлик: Да, Пушкин стар для современья, Но Пушкин – Пушкински велик! И я, придя к нему на смену, Его благоговейно чту: Как он – Татьяну, я Мадлену Упорно возвожу в Мечту… Меж тем как все поэзодельцы, И с ними доблестный Парнас, Смотря, как наглые пришельцы — О, Хам Пришедший! – прут на нас, — Молчат в волшбе оцепенений, Не находя ударных слов, Я, среди них единый гений, Сказать свое уже готов: Позор стране, поднявшей шумы Вкруг шарлатанов и шутов! — Ослы на лбах, “пьеро”-костюмы И стихотомы… без стихов! Позор стране, дрожащей смехом Над вырожденьем! – Дайте слез Тому, кто приравнял к утехам Призывы в смерть! в свинью! в навоз! Позор стране, встречавшей “ржаньем” Глумленье надо всем святым, Былым своим очарованьем И над величием своим! Я предлагаю: неотложно Опомниться! и твердо впредь Псевдоноваторов – острожно Иль игнорирно – но презреть! Для ободрения ж народа, Который впал в угрозный сплин, Не Лермонтова – “с парохода”, А бурлюков – на Сахалин! Они – возможники событий, Где символом всех прав – кастет… Послушайте меня! поймите! — Их от сегодня больше нет. Февраль 1914 Петербург