Погоня за "Энигмой". Как был взломан немецкий шифр
Шрифт:
14 ноября около 15 часов в Блетчли-Парке была прочитана немецкая шифровка, в которой вместо обычного кодового обозначения города было в открытую приведено его название — Ковентри. До налета оставалось не более пяти часов. Содержание шифровки было доведено до сведения Черчилля. Однако он приказал привести в повышенную готовность только службы спасения — пожарные команды, «скорую помощь» и полицию. Какие-либо дополнительные меры, чтобы заранее подготовиться к отражению налета на Ковентри, приняты не были. Споры о том, насколько правильным было это решение, не утихают до сих пор.
Из тупика
Осенью 1940 года немецкий подводный флот все тесней сжимал кольцо блокады вокруг Англии. Однако сколь совершенной ни была тактика, которой придерживались немецкие субмарины, она имела
Ключевую роль в решении этой задачи суждено было сыграть Тьюрингу. К осени 1940 года большинство сотрудников Блетчли-Парка уже знало, что Тьюринг — выдающаяся личность, хотя мало кто мог внятно объяснить, чем он заслужил такое к себе отношение. Было известно, что в 22 года он стал младшим научным сотрудником [13] в Королевском колледже. [14] Когда началась Вторая мировая война, Тьюрингу едва исполнилось 26 лет. Помощники уважительно называли его профессором, ветераны с неодобрением относились к его несобранности и недисциплинированности. Дилли Нокс, который руководил группой английских криптоаналитиков, безуспешно пытавшихся взломать «Энигму» перед войной, в конце 1939 года написал Деннистону письмо, в котором, в частности, говорилось:
13
Младший научный сотрудник занимался исследованиями в какой-либо области, совмещая научную работу с преподавательской.
14
Один из самых крупных колледжей Кембриджского университета, основан в 1441 г. Известен своей церковной капеллой, выдающимся памятником архитектуры.
«Тьюринга очень трудно заставить заниматься чем-то одним. Он очень умен, но довольно безответствен и дает слишком много указаний разной степени полезности. У меня пока достаточно авторитета — но только пока — и способностей, чтобы заставить его до некоторой степени соблюдать порядок и дисциплину».
Тьюринг действительно не был похож ни на кого из своих коллег в Блетчли-Парке. Во-первых, он был гомосексуалистом, что представляло, помимо моральной стороны, серьезную угрозу безопасности: пойманный с поличным, Тьюринг мог стать объектом вербовки в результате шантажа. Неизвестно, знал ли о его нетрадиционной сексуальной ориентации Деннистон, но некоторым коллегам Тьюринга она была хорошо известна.
Во-вторых, Тьюринг отличался большой эксцентричностью. Многие годы спустя один из его бывших помощников высказал мнение, что, по меркам сегодняшних представлений о психических заболеваниях, у Тьюринга несомненно диагностировали бы аутизм в острой форме. Людям, страдающим аутизмом, приходят в голову блестящие идеи, но в то же время они не знают, как общаться с другими людьми, и не отдают себе отчета в том, что остальные могут подумать об их поведении, они одержимы своей работой и предпочитают выполнять ее в одиночку. Достоверно установить, страдал ли Тьюринг аутизмом, не представляется возможным, однако у него наличествовали все симптомы этого психического заболевания. Он был очень одинок как в частной жизни, так и в своих научных исследованиях. Еще в 1934 году, будучи студентом Королевского колледжа, Тьюринг доказал одну математическую теорему, а когда поделился своим открытием с научным руководителем, то узнал, что эта теорема была доказана двенадцать лет назад. В Блетчли-Парке Тьюринг занялся военно-морской «Энигмой», как он сам выразился, «потому, что никто другой не уделял ей внимания и она была в моем распоряжении». Всякий раз, перед тем как сказать что-нибудь, по его мнению,
Больше всего Тьюринг не любил иметь дело с людьми, которых считал ниже себя по интеллекту. С женщинами — особенно. Он жаловался своим коллегам:
— Мне так тяжело общаться с женщинами. Я не знаю, в чем дело, — в их образовании, в их происхождении или в чем-то еще. Но как только они начинают говорить банальности, мне кажется, будто у них изо рта выпрыгнула жаба.
Единственный случай, когда Тьюринг сблизился с женщиной, произошел в 1941 году. Он обручился с Джоан Кларк, способной женщиной-криптоаналитиком, работавшей в Блетчли-Парке над взломом военно-морской «Энигмы». Однако через несколько месяцев разорвал помолвку, объяснив свое решение тем, что накануне ему приснился сон, в котором матушка не одобрила его выбор. А против воли матери он пойти никак не может. Но наиболее странно Тьюринг начинал вести себя с наступлением лета. Он страдал аллергическим насморком, однако, вместо того чтобы сидеть дома в разгар цветения растений, гонял по округе на велосипеде, натянув на себя противогаз. Цепь на его двухколесной машине была неисправна, но Тьюринг отказывался ее чинить и развлекался тем, что считал количество оборотов, которые делала цепь, прежде чем начинала вести себя неустойчиво, а затем крутил педали назад до тех пор, пока она снова не начинала нормально работать. Тьюринг мог бросить свой велосипед в любом месте, но кружку, из которой пил чай, приковал железной цепью к батарее.
В Блетчли-Парке надеялись, что чудной, но изобретательный Тьюринг найдет способ взломать военно-морскую «Энигму». Больше всех этого хотел его непосредственный начальник Фрэнк Берч. Ведь в самом начале войны в Блетчли-Парке преобладало мнение, что «Энигму» взломать невозможно. Узнав о том, что были прочитаны шифровки люфтваффе, Берч очень огорчился, что такого же успеха не удается добиться для военно-морской «Энигмы». Накопившееся по этому поводу раздражение он излил 21 августа 1940 года на страницах своего письма первому заместителю Деннистона Эдуарду Тревису:
«Тьюринг и Твинн — выдающиеся люди, но, подобно многим другим выдающимся людям, они непрактичны. Они неопрятны, они теряют вещи, они не могут ничего правильно скопировать, они мечутся между теорией и „подстрочником“. И они не обладают целеустремленностью людей практичных».
Берч опасался, что Тьюринг и Твинн далеко не лучшим образом используют «подстрочник», который получают от него. По мнению Берча, они занимаются отсебятиной, изменяя «подстрочник», чтобы быстрее вскрывать ключевые установки для «Энигмы». Об этом Берч сообщил Деннистону в своем письме от 21 августа 1940 года:
«Быстрее! Так я и поверил! До сих пор никакого результата добиться не удалось. С помощью более „медленного“ метода можно было бы уже выиграть войну».
Берч полагал, что Тьюринг и Твинн добьются значительно больших успехов, если будут консультироваться с ним и его подчиненными, прежде чем вносить любые изменения в «подстрочник». В таком случае, полагал Берч, можно протестировать все возможные варианты более методично и целенаправленно. Берч уподобил Тьюринга и Твинна людям, которые живут в ожидании чуда, но сами в чудеса нисколько не верят. Недовольство было обоюдным. Тьюринг и Твинн, в свою очередь, обвиняли Берча в неспособности предоставить в их распоряжение правильный «подстрочник».
Берча также раздражала позиция руководства. Оно, по мнению Берча, не выделяло достаточно ресурсов для работы над взломом военно-морской «Энигмы». Обеими «Бомбами», установленными в Блетчли-Парке, почти монопольно распоряжались сотрудники секции № 6, которые занимались чтением шифровок люфтваффе. Несмотря на эскалацию военных действий на море, подчиненным Берча лишь иногда выделяли одну «Бомбу». Берч справедливо опасался, как бы все новые «Бомбы», которые в ближайшее время должны были поступить в Блетчли-Парк, также не были отданы в секцию № 6, и в письме Деннистону писал: