Погоня за панкерой
Шрифт:
– Марс, дорогая Хильда, – мягко поправил ее папа. – Барсум – это миф.
– Барсум, – упрямо повторила она. – Это не миф. Это все здесь. Кто сказал, что его имя Марс? Кучка давно умерших римлян! Разве не местные жители должны дать ему название? Барсум.
– Моя дорогая, тут нет местных жителей. Названия устанавливает международный комитет при Гарвардской обсерватории. И они подтвердили традиционное название.
– Пфе! У них не больше прав раздавать названия, чем у меня! Дити, скажи, я права?
Я думаю, что аргументы тети Хильды получше,
Меня спас муж:
– Второй пилот, задача по астронавигации. Как мы будем рассчитывать вектор и расстояние? Я бы хотел вывести нашу машинку на орбиту, но Гэй не космический корабль, у меня нет нужных приборов. Даже секстанта!
– Мм-м, предлагаю решать задачи последовательно, капитан. Мы пока не падаем слишком быстро и… упс!
– В чем дело, Джейк?
Папа побледнел, на лице выступил пот, он сжал челюсти и с усилием сглотнул несколько раз. Потом выдавил сквозь сжатые губы:
– Умням’рскаяблезнь.
– Нет, это космическая болезнь. Дити!
– Да, сэр!
– Аптечка в кармане за моим сиденьем. Расстегни ее, достань ломин. Одну таблетку – и не дай остальным разлететься.
Я вытащила аптечку, нашла бутылочку с надписью «Ломин», вторая таблетка ухитрилась выскочить, но я поймала ее в воздухе. Невесомость – забавная штука, ты не понимаешь, стоишь ты на голове или плаваешь на боку.
– Вот, капитан.
– Мня вс нрмльно, – пробурчал папа. – Тлькчутьвремянадо.
– Конечно, нормально. Ты сейчас примешь эту таблетку – или я впихну ее тебе в глотку своим грязным, мозолистым пальцем. Идет?
– Эм-м, капитан. Мне бы нужно воды – запить… но я, наверное, не смогу.
– Вода не нужна, просто разжуй ее. Вкус приятный, малина. И все время глотай слюну. Держи, – Зебадия зажал папе нос. – Открой рот.
Я услышала какие-то сдавленные звуки: тетя Хильда прижимала носовой платок ко рту, а из ее глаз текли слезы. Судя по всему, она вот-вот была готова добавить в атмосферу кабины использованные сэндвичи и картофельный салат.
Хорошо, что у меня в руке была вторая таблетка; тетя Хильда, конечно, сопротивлялась, но сил у нее было немного. Я обошлась с ней так же, как мой муж обошелся с ее мужем, а потом зажала ей рот ладонью. Я не знаю, что такое морская болезнь (или тошнота в невесомости), я могу ходить по переборкам с сэндвичем в одной руке, напитком в другой и наслаждаться жизнью.
Но жертвы этого недуга болеют по-настоящему, и голова у них перестает работать нормально. Поэтому я с силой зажимала ей рот и нежно шептала ей на ухо:
– Жуй это, дорогая тетя, жуй и глотай.
Вскоре я ощутила, что она жует. Через несколько минут она расслабилась.
– Ну что, тебя уже можно отпускать? – спросила я.
Она кивнула, и я убрала ладонь. Тетя Хильда слабо улыбнулась и похлопала меня по руке:
– Спасибо, Дити. Хочешь, поцелуемся и помиримся?
Марс-Барсум, похоже, вырос за то время, пока я занималась исцелением космической болезни тети Хильды. Наши мужчины обсуждали астронавигацию, и мой муж как раз произнес:
– Мне очень жаль, но радар Гэй рассчитан только на тысячу километров. А ты говоришь, что расстояние в сто раз больше.
– Около того. Мы падаем на Марс. Капитан, мы должны это сделать с помощью триангуляции.
– Как я могу это сделать, если у меня нет даже угломера? Как?
– Хм-м… С позволения капитана, хочу напомнить, как он только что вносил поправку.
Мой дорогой выглядел словно школьник, пойманный на глупом ответе.
– Джейк, если ты не перестанешь изрекать вежливости, когда я туплю, то я тебя высажу в космос и посажу Дити на место второго пилота. Хотя, нет, ты нам нужен, чтобы вернуть нас домой. Лучше я сам подам в отставку, а ты будешь капитаном.
– Зеб, капитан не может подать в отставку, пока корабль в пути. Это универсальное правило!
– Мы в другом универсуме.
– Это трансуниверсальное правило. Пока ты жив, тебе от него не отвертеться. Попробуем триангуляцию.
– Приготовься записывать, – Зебадия поудобнее устроился в кресле и прижался к окуляру. – Второй пилот.
– Готов к записи, сэр.
– Черт!
– Проблемы, капитан?
– Некоторые. У прицела проградуировано только пятнадцать милов в каждую сторону: концентрические окружности и в центре перекрестье, горизонтальная и вертикальная линии. Перпендикуляр к палубе и параллельная ей, я имею в виду. Когда я навожусь на Марс, планета выходит за границы круга в пятнадцать милов. Придется прикидывать на глазок. Так, он больше примерно на восемнадцать милов с каждой стороны. Так что удвой это и прибавь тридцать.
– Шестьдесят шесть милов.
– А мил – это одна тысячная. Точнее, один на тысячу восемнадцать с небольшим. Но одна тысячная – это достаточно точно. Подожди! Я вижу две яркие световые точки около меридиана – если меридиан проходит через полярные шапки. Давай я наклоню нашу машинку, чтобы они встали на перекрестье, а потом я отклонюсь от курса, и если мы не сможем замерить за один прыжок, сделаем за три.
Я видела, как более крупная «верхняя» полярная шапка (Северная? Южная? Ну, я чувствовала, что это – северная) медленно съехала набок, градусов на восемьдесят, когда мой муж разворачивал Гэй.
– Двадцать девять запятая пять… может быть… плюс восемнадцать запятая семь… плюс шестнадцать запятая три. Сложи.
Мой отец ответил:
– Шестьдесят четыре с половиной.
Я произнесла ответ раньше, но про себя: шесть четыре запятая пять.
– Кто знает диаметр Марса? Или мне придется спросить Гэй?
Хильда ответила:
– Шесть тысяч семьсот пятьдесят километров… примерно.
Это было достаточно близко к прикидкам Зебадии.
– Язва! Откуда ты знаешь такие вещи? – спросил Зебадия.