Погранец
Шрифт:
Вот так день прошёл, а с утра к школе, где собирались школьники, что едут в пионерлагерь, два десятка детишек разных возрастов, и мы с младшей Аней. Ну а дальше долгое прощание, мы устроились в кузове и покатили прочь. Насколько я знал, везут нас к Сталинграду. Там рядом с ним на берегу Дона был новый пионерлагерь «Дон». Оригиналы прям. А так отлично отдохнул. Ну спортом не занимался, в шашки и шахматы если только, а так я был в лагере и за электрика, и за ремонтника. Директор сразу пристроил меня к делу. Да и мне в удовольствие. Купался немало, загорал, участвовал в олимпиадах, но без физической нагрузки. Помним о ноге. Так три недели и пролетели. Из плюсов. На дне реки, глубина почти двадцать метров, всего в двухстах метрах от пляжа лагеря, я нашёл кое-что интересное. Сталинград сам выше по течению, но и тут бои шли, поэтому эта военная находка не удивила. Это был военный бронекатер. С сильными повреждениями загруженный ящиками с боеприпасами. Я нырял ночами, днём за ограждение на реке заплывать нельзя, сразу последуют оргвыводы. А так прибрал цинки с патронами, ручные гранаты. А что им будет? Ящик с запалами тоже нашёл. Вообще много чего после прошедших тут боёв на дне было, но у меня и так всё было, да и я копил место для будущих покупок и краж. Что уж тут. Ведь
Как вернулись, занялись делами в доме и на участке, и другая партия поехала в лагерь. Пока мы отдыхали, они тут вкалывали за троих, теперь наша очередь. А я поговорил с Марфой Андреевной, та выслушал о советских врачах, и отпустила. Председатель тоже не возражал. Правда, сопровождение и в этот раз было, до Сталинграда довезли и посадили на поезд на Москву. Дальше я особо и не придумывал ничего, нанял всё ту же старушку отправлять заранее написанные письма, в этот раз та за работу побольше запросила, и поехал на «ГАЗ-51» в сторону Одессы. По пути увёл с железнодорожной платформы вездеходный «ГАЗ-63», с крытым кузовом. О да, свежая машина, в смысле эта новая, с завода. Просто выпускать начали на днях. Я уже работал с коленом, два месяца и всё, смогу ходить. Кость наращивал и создавал коленный сустав. Да и ел как не в себя. Материал требовался.
Спрыгнув с подножки трамвая, я двинул ко входу на территорию Колхозного рынка. А мы семьёй навещали Глафиру, та уже на врача училась, в ночную работая медсестрой во всё той же больнице. Четыре курса мединститута закончила, на пятый перешла. Сегодня пятое июля тысяча девятьсот пятьдесят четвёртого было. Да, мне уже пятнадцать. Высокий и нескладный парень, но живчик. У меня любовница была, из молодых вдов, в райцентре жила. А что мне на двухместном вертолет «Белл» метнуться за ночь туда и обратно, чтобы её навестить и успеть вернутся, ничего не стоит. Зато никого не дискредитировал. Себя тоже. Я оставил своих у Глафиры, мы вчера вечером приехали, а сам с утра на рынок. И вот когда проходил на территорию, услышал:
– Терентий, сынок! Это ты?
Я бы мог сказать, что могли и кого другого окрикивать, но голос знаком, генеральский, так что не оглядываясь рванул вперёд и затерялся в рядах. Да пошёл он. И вообще, чего это тот тут делает в такую рань, да на рынке? Я думал тот зону топчет. Прилёт самолёта-то был, сел на одну из улиц. Не наказали, значит, командира авиадивизии ПВО? Надо будет узнать. На рынке я не задержался, добежал до другого выхода, их тут два, и скрылся в улочках. Нафиг покупки. Доехал до другого рынка, дальнего, и закупил что хотел, вернувшись к жилью Глаши. Кстати, почему мы приехали, та неделю назад получила ордер на квартиру, и вызвала нас телеграммой, помочь с переездом и заодно новоселье с семьёй справить, а мы её семья. Только Нины нет, её второй год на всё лето бабушка с дедушкой забирают в Германию, разрешение было получено, хотя и не без труда. К школе привозят обратно. Сам я за пять лет прокачал хранилище до трёхсот десяти тонн объёма. Много что храню, и использую, когда нужно. Не простаивает, я это имею ввиду. Охотник, часто из дома на несколько дней ухожу и пользуюсь. Зато без добычи не возвращаюсь. Глаша получила квартиру на первом этаже пятиэтажного кирпичного дома, из белого кирпича. Что такое «хрущёвки» тут ещё не знают, поэтому и кухня большая, с газовой плитой и комната. Санузел же совместный. Тут вообще как. Половину домов снесли района и вот выросли эти пятиэтажки с городской инфраструктурой, в них и переселяли остальных жильцов со второй половины района. Так и до Глаши очередь дошла. Ключ уже у неё, та занималась оформлением, пропиской, да коммунальными, пока мы не приехали.
Про встречу с генералом я не забыл, но сначала помог перевезти вещи, машину нашёл, свою использовал, и заселилась та. Комнату сдала, кому положено. А насчёт генерала узнал. Тому повезло, его отстранили от службы, проводилась проверка по дивизии, а тут этот летун из-за границы. А тот отстранён, другого козла отпущения нашли и по этапу отправили, а Левашов вернулся к командованию дивизией. Найти ничего серьёзного не смогли. Действительно повезло ему. А я был уверен, что тот на зоне, спокойно по Москве гулял, а тут сюрприз так сюрприз. Не скажу, что приятный. Скорее сильно наоборот. Впрочем, встреч больше не было, тот решил, что ему показалось, и разошлись мы, я вернулся в Андреевское. Жизнь продолжалась.
Хрипло дыша, я ухватился за траву своими маленькими детскими пальчиками, и подтянулся. Вот ещё метр прополз. Позади догорал эшелон, где погибли гражданские и немногие военные. Где нахожусь я не знаю, но очнулся от болей в теле и рёва моторов. Немецкие «Лаптёжники» штурмовали пушками эшелон. Я лежал, снова новое тело, метрах в трёхстах от него с рваной раной на спине. Снаряд, или пуля со штурмовика, вошла сбоку, перебила позвоночник, ног не чуял, как в сознании нахожусь и сил хватало ползти, оставляя кровавый след на траве, сам не понимаю, но полз. Тут метров пятьдесят, низина и болотце блестело водой, это моё спасение, быстрее до воды. Выжившие уже помогали раненым, и осматривали их, погибших, когда одна женщина с ошалелыми глазами подбежала ко мне.
– Мальчик, ты как?
– К воде меня, быстрее, - попросил я тихо. Сил мало был, на грани сознания плавал.
Та подхватила на руки и побежала к болотцу, я попросил левее взять. Там вроде озера, чистая вода, и тёмная, но это от деревьев, что росли прямо в воде. Жуткий вид имели.
– Оставьте меня. Идите!
– крикнул я, видя, что та не уходит.
Не оборачиваясь, та ушла. Спереди у женщины была кровь на платье. Моя кровь. Та села и завыла метрах в тридцати, похоже с ума сошла, а я скользнул в воду, сразу проводя инициацию. Едва успел, с первой попытки, как меня выдернули на сушу. Да та женщина, что баюкала меня в объятиях и уговаривала потерпеть, и с такой раной жить можно. Она же и занялась перевязкой, порвав мою рубаху. А ничего больше не было. Пока та несла меня к эшелону, там собирали раненых в одно место, врачи работали, я медитировал, и как накопил полный источник маной, открыл хранилище. Пустое, это ожидаемо, но две тысячи тонн размером. Да, я прожил неплохую и долгую жизнь. Погиб, когда наш авиалайнер сбили, я так понял ракетой, и в обломках падал в Балтийское море. Чёртовы поляки. Летел из Берлина, навещал Нину с её семьёй, в Ленинград. Та уже трижды бабушкой была. Это я к чему, на момент гибели мне было шестьдесят пять лет. Что я могу сказать о своей жизни? Прожил её я именно так, как и хотел, тихо и спокойно. Срочную служил снова в пограничных войсках, на границе с Польшей, там ловил банды, националисты оказывается и сейчас буйствуют, не раз их брал или уничтожал. В основном последнее, отписываясь потом, что те отчаянно отстреливались, даже если такого не было. Брал контрабандистов, переходчиков, несунов. Понравилось, и даже на сверхсрочную ушёл. На шесть лет. Марфа Андреевна замужем, мужской пригляд есть. За фронтовиком. Не тем шофёром, что за ней приударил. Полицай оказался, по поддельным документам жил, его наш участковый раскрыл. Много что на нём было, по этапу не пошёл, под вышку его подвели, я потом узнал. Та другого нашла и сладилось, даже совместный ребёнок был, Андрейкой назвали. Остальные девчата тоже замуж повыскакивали и разъехались, а Марфа Андреевна до конца своих дней так и жила в Андреевском, там тихо и умерла в постели в восемьдесят шестом. Не проснулась. Я в селе жил, старший киномеханик. Нравилось мне там. Жена, трое детей, свой дом. Чего же не радоваться? Скуки не было, летом меня в селе не застать, путешествовал с семьёй. А погиб получается тоже на море, самолёт разрушаясь падал, я бы спасся, телекинезом планировал, но кусок обшивки меня вырубил и очнулся только в момент, за секунду до удара о воду. Вот и разбился. Всё равно в воде погиб, факт. Похоже это кара моя.
Вообще о прошлой жизни я много что рассказать могу, но хочу сказать так, по моему мнению, она была идеальной, на которую нужно равняться в новых жизнях. Я бы и дальше жил, уже через двухтысячные перескочил, тут Союз тоже развалили, специально, но вот что вышло. Обидно. Я потому свободно и летал в Германию. Нина там наследство ещё лет сорок назад получила от деда, и перебралась, там и жила. Настоящей немкой стала. Пятеро детей. Муж её владелец пивного заводика. Хорошее пиво, я всегда в запас брал. Ладно, была жизнь и была, хотя мысли к ней и возвращаются. Главное хранилище открыл, получилось его в том же размере оставить, если быть точным, то оно имело размер в две тысячи сто шесть тонн. Ну и плюс триста килограмм ещё. А пока меня на траву положили среди раненых, на бок. Ноги болтались как на ниточки, ранение в нижнюю часть спины. Я же медитировал, и вот провёл диагностику. М-да, фигово дело, но за месяц и следа раны не останется, бегать буду. Проблема в том, что за мной уход требовался, подмыть уже сейчас нужно, и еда. При восстановлении очень много есть буду. А пока меня напоили, ну да в озере не успел глотнуть, не до того было, и осмотрели. Рана тут стреляла болью, где чувствовал. Пока врач, он военный был, в форме, военврач третьего ранга, меня осматривал, заодно опросил. Амнезия наше всё. Сказал, что ничего не помню. Нашлись и свидетели, опознали меня, женщина с рваной раной на ноге, в каком купе ехал. Тот с матерью был, её нашли среди погибших. Вот такие не весёлые дела. А зовут меня теперь Терентий. Фамилию та женщина не знала. Ну кто бы сомневался, что это имя будет и мне теперь снова семь лет? Я вот нисколько.
До обеда мы лежали у сгоревшего поезда. Помощь так и не пришла, хотя многие выжившие с эшелона ушли, да специальные ходоки. Тут до дороги не так и далеко. В километре видно переезд с будкой обходчика. А стреляли вокруг часто, не только пушки. Стрелковку было слышно. Это не хорошо. Дымы от горевшей техники с разной стороны, особенно много с той, куда шёл поезд. Я уже успел узнать, что это железнодорожная ветка с Кобрина на Брест. До Бреста километров двадцать от силы. А тут время примерно час дня и вдруг куст разрыва снаряда среди лежавших раненых. Тот повалил одного из медиков. Женщина упала, и пошевелившись, так и не смогла подняться. Я привстал на левом локте, на левом боку лежал и глянул в сторону переезда. А там немцы. Видать какая-то шальная моторизованная группа. Несколько танков и бронетранспортёров, что разворачивались к нам, и мотоциклисты. Всё, хана нам. Я сразу пополз к поезду, тот уже не горел, так, дымил, остатки, и всё что могло, уже сгорело, тут до него метров сто было. Что я могу сказать? До этого момента я трижды заполнял источник, провёл диагностику, и поморщившись, начал лечение, восстанавливал два позвоночных диска, а повреждено три, там вообще мешанина мелких костей с остатками позвоночного нерва. Немного восстановил, собрав часть костей, чуть заживил раны, прекратив кровопотерю. Это всё что успел, главное рана тяжёлая, но не умру от неё, также мне дали три сухаря и кружку воды. Из болота, по вкусу опознал, но пить можно. Я уже и сухари съел, и воду выпил. лечусь, материал нужен, и всё что съел уже использовал, снова сильно голоден был.
Напитав руки пси-силой, пополз к поезду быстрее, это ближайшее укрытие. Хотя бы к воронкам у насыпи. Не успел. Техника шла куда быстрее, постреливая. По тем что убегали, а нас, раненых, просто давили гусеницами. Патроны не тратили. Я с ненавистью смотрел на «четвёрку», что на меня надвигалась. Страха не было, перекатившись, чтобы быть между гусеницами, я замер, а танк остановился. Грязное и запылённое днище было как раз надо мной. Это не удивительно, ведь именно я его остановил. Телекинезом. Я как раз медитировал, источник по сути полный, хватило свернуть шеи всем пяти танкистам, и остановить машину, используя рычаги управления. Впрочем, я успел это всё спланировать. Немцы вообще ещё те твари, убить раненых, вот так гусеницами, вполне в их духе. Не все, тут я не буду лгать, но нам достались именно такие сволочи. Вообще те действовали в тылу наших войск, пленных брать не могут, раненых тоже, поэтому просто уничтожали, устроив из этого развлечение. Я им развлекусь. Так развлеку, что кости будут собирать. Мне нужно быть внутри машины, там я буду с удобствами управлять, как сяду на место командира, чтобы видеть, что вокруг происходит. А лучше на место наводчика. Кто-то же целится должен, но днище чисто, пару технических люков было, но эвакуационного, как у «тридцатьчетвёрки», я не обнаружил. Значит, боковой люк, у башни, через него заберусь. Танк стоял, урча движком, я у передка, снизу выбрался к правому борту, что был к поезду, тут используя рычаги, чуть довернул машину, чтобы немцы, что подходили с кормы, меня не видели, люк открыт был, виден член экипажа, мёртвый, и используя телекинез на штанах, это всё что на мне было, даже обуви не было, а рубаха пошла на повязку, и вот так взлетев, влетел в люк и банально сел на колени мёртвого наводчика. Люки закрыл изнутри.