Пограничники
Шрифт:
900 дней продолжалась блокада. По единодушному мнению историков, блокада Ленинграда и подвиг его защитников не могут идти ни в какое сравнение с теми осадами городов и крепостей, с теми страданиями защитников их, которые известны нам из прошлого.
Все, кто знал Григория Алексеевича Степанова, в один голос говорят о нем как о добром человеке и заботливом семьянине. Он тяжело переживал разлуку с женой и единственной дочерью. Часто писал им письма, жалуясь в них, что ответы получает реже. В самые тяжелые дни сентября 1941 года он выкраивал время, чтобы написать письмо:
«…У
Возможно, что связи не будет — письма посылать будет трудно. Прошу не беспокоиться. Воспитывай нашу славную дочурку. Береги себя. Только ты можешь ей сейчас помочь, воспитать ее патриоткой нашей Родины…
Наверное, Неленька уже пошла в школу. Как хотелось бы ее увидеть…
Моя дорогая доченька, как ты себя чувствуешь? Хорошо ли учишься? Думаю и надеюсь, что ты будешь учиться так же хорошо. Воспитывай в себе ненависть к фашистам. Это они виноваты, что мы разлучены. Мы все должны жить одной мыслью — уничтожать самого страшного врага.
Мужайся, моя дорогая дочурка. Не забывай папу. Я всегда с тобою. Помогай маме чем можешь…»
Слова эти, обращенные к девятилетней девочке, совсем не покажутся выспренними и нарочитыми, если вспомнить обстоятельства, в которых они писались. В тот тяжкий 1941 год Степанова не покидала уверенность в победе. Но он понимал, что избавление от беды потребует больших жертв. Свою судьбу он не мог отделить от судьбы Родины. Свое счастье он ставил в зависимость от общего счастья. В том же году он писал дочери: «Надо все перенести. Разобьем фашистов и тогда счастливо заживем». Именно в этом видны черты поколения, выдержавшего величайшее испытание в истории…
Дочери Степанова было столько же лет, сколько Тане Савичевой, которая за несколько месяцев блокады похоронила всех своих родных, а потом и сама угасла от истощения. Записная книжка, в которой Таня отмечала даты смертей, стала ныне символом и мерой мук миллионов ленинградцев.
Генерал в отставке Георгий Васильевич Денисов, который всю войну был военным комендантом Ленинграда и по долгу своей нелегкой службы почти каждый день виделся с начальником гарнизона осажденного города генерал-лейтенантом Степановым, вспоминает, что к началу блокады в северной столице было более трех с половиной миллионов человек. В первые месяцы войны они со Степановым не раз объезжали улицы и площади, на которых таборами жили беглецы из Карелии и Прибалтики. С жизнью под открытым небом мирились, так как было тепло. Но есть хотели все. Военным тогда приходилось принимать странные решения. Военкомы раздавали деньги семьям военнослужащих прямо из мешков и уговаривали эвакуироваться. Но никто не хотел уезжать из Ленинграда — никто не верил в длительность гитлеровских успехов. Среди первых жертв голода были беженцы…
Голод, голод! Когда загорелись Бадаевские склады, когда немецкие самолеты волна за волной все сыпали бомбы в пожар, когда по улице текла река расплавившегося и горевшего сахара, Степанов сжимал в ярости кулаки… Не он отвечал за продовольствие, не он оказался непредусмотрительным
125 граммов липкого и несытного хлеба получали в день ленинградские дети. 300 граммов в день — таков был рацион подчиненных Степанова, несших патрульную службу в городе. Всякий месяц в частях НКВД от 500 до 1000 человек заболевали дистрофией. Во фронтовых частях хлебная норма была больше.
Какие неожиданные ситуации создавал голод! Неизменный степановский шофер Саша Гусев стал пухнуть от голода и уже был близок к смерти, когда генерал спас его, послав… на фронт. В войсках иногда давали несколько кусочков сахара или комочек масла. Те, у кого были семьи в городе, не ели сахар, а относили его при случае детям. По этому поводу в частях устраивали собрания и решали, кому съесть сахар… Кто должен жить — боец или дети? Об этом писать и даже думать больно. Голод иногда толкал на преступление, и он же рождал подвижников, выявлял самое светлое в человеке, побуждал к самопожертвованию…
В Ленинграде не было электричества, не работал водопровод. В ледяных квартирах, спалив в печках последнюю мебель, умирали десятки тысяч семей. Транспорт не работал. По завьюженным, обледенелым улицам истощенные ленинградцы брели на работу и с работы многие километры. Брели с санками за водой к прорубям. Брели с санками, на которых лежали тела близких. Люди умирали прямо на улицах. Грузовики ежедневно объезжали город, собирая трупы. Взрывали землю и хоронили в братских могилах людей, не зная даже их имен…
В северной части города есть памятник, о котором говорят — пусть никогда больше не будет поводов ставить такие памятники. Это Пискаревское кладбище. Весной 1942 года на это ныне красиво устроенное место приехали генерал Степанов и комендант города полковник Денисов.
— Идем, — рассказывает Денисов, — а из-под земли торчат руки. Солнышко уже припекает, и по рукам мухи ползают. Сотни тысяч трупов едва присыпаны лежат. Сил ни у кого не было хорошо засыпать. Степанов встревожился — скоро совсем тепло будет, все разлагаться начнет, эпидемии пойдут… Срочно доложил Кузнецову. Приняли меры…
Это случилось летом 1942 года, когда полегчало немного и появилась возможность у жены с дочкой приехать в Ленинград. Обратно Степанов провожал их сам, так как с членом Военного совета летел в Москву на совещание. Погоды не было. Шесть часов проблуждал самолет в воздухе, летчик не знал точно, над чем летит. Бензин был на исходе, решили приземлиться. Все привязались ремнями. Степанов сказал Валентине, что если сядут на немецкую территорию, то он застрелит ее и дочку, а потом и сам… Сели в трех километрах от переднего края, у своих.
Этот случай характерен для Степанова: компромиссов для него не было. И в то же время все отмечают его такт, дипломатичность, нежелание обострять отношения там, где не было на то особой нужды. Не любил он и чрезмерной командирской лихости, которая граничит с пренебрежением человеческой жизнью. Ветераны вспоминают случай, когда он встретил подразделение, которое лихой старшина вел под артобстрелом в… баню. Солдаты на всю жизнь запомнили, как генерал приказал отвести людей в укрытие и отчитал старшину…