Погружение во мрак
Шрифт:
– Врешь, нечисть! Биоячейка заговорена, ты никогда не дотянешься до Аленки!
– На любой заговор есть ключ, ты это знаешь. Я с тобой откровенен, Иван. Я не могу попасть в место старта твоего бота с планеты Навей – проклятый Сихан закодировал его. Для меня эта область – огромный, черный, абсолютно непроницаемый пузырь, в нем мне нет хода, я не вижу в нем. Но Кристалл там! И ты мне его вернешь. Кристалл нужен нам обоим. Для тебя зона открыта. Решай!
– Откуда ты знаешь имя Первозурга?
– Я все знаю, Иван, пора бы к этому привыкнуть.
– Хорошо,
– Нет! – взревел дурным ревом Авварон Зурр-бан Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного.
– Да! – спокойно ответил Иван. – Я отдам тебе Кристалл… может быть, потом. Но помни, вы не войдете на Землю одновременно с негуманоидами. Мы будем бить вас поодиночке, врассыпную.
– Гордыня – великий грех, Ваня, – сокрушенно произнес Авварон. – Но мне плевать на твои слова. Мне нужен Кристалл. И все! И ничего больше! Мне не нужна твоя мертвая красавица и твой сын, мне не нужен и ты сам, пропадите вы все пропадом. Я даю тебе очень короткую отсрочку… но я и спрошу за все! Иди!
– Прощай! – прошептал Иван. – Прощай, дух зла!
– До скорой встречи… – прошипело в ответ.
Он очнулся возле извивающегося, окровавленного тела. Отвел от пузырящейся красной каши иглу. Поглядел на Креженя. И все понял – здесь, в подземелье не прошло и мига. И все же он спросил:
– Так бывает с каждым?
– Да, – ответил Седой, – с каждым. Один проникает в мир подлинный на час, другой на месяц, а есть и такие что уходят в него на годы. Но у каждого свой мир. Миры дьявола бесчисленны!
– Это становится привычкой, наркотиком?
– Это сильней. Значительно сильней!
– И они взяли тебя именно на этом? Приобщили?!
– Да, – признался Седой, – восемь лет назад. Никто не сможет устоять. Ты скоро сам захочешь туда…
Иван спрятал иглу в складках черного плащ"". И свысока, жалеючи поглядел на Говарда Буковски по кличке Крежень. Насчет «никто» тот явно перебарщивал.
– Пойдем отсюда. Мне неинтересно среди этих червей.
– Червей?
– Да, червей.
Иван обернулся… и встретился взглядом с черными пустыми глазницами Ливадии Бэкфайер, жрицы смерти в этом сатанинском балагане. И он понял, что она увидала его, мало того – узнала.
– Вот теперь надо бежать! – дернул его за локоть Крежень. – Давай-ка за мной!
– Бежать? От Ливочки?! – Растерялся Иван.
Жрица смерти шла прямо на него. И это была не Ливадия Бэкфайер, преступница, содержательница притона, беглая каторжница, это была прислужница самого Вельзевула. В черных провалах глаз горели багряные угольки, горели так, будто они были не под черепным сводом, а за тысячи миль отсюда, в глубинах Космоса или самой Преисподней. В этих зрачках горело адское пламя. Иван все понял сразу. Но его тело свело оцепенением. Он уже не мог бежать, и напрасно Крежень орал ему прямо в лицо, напрасно тянул за накидку и отчаянно матерился.
Жрица смерти шла на Ивана. И беснующиеся тени в черном безропотно расступались перед своей черной богиней. Жемчуга и серебро тускло сияли в прерывистом свете
А он стоял и смотрел в бездну ее глаз. И видел в них окраину Вселенной, смутную тень корабля и две фигурки, прикрученные к поручням, пожираемые багряным пламенем. Все слилось в нечто целое, неразделимое – и явь, и грезы, и наваждения памяти.
Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный ждал Ивана наверху и пил рюмку за рюмкой. Гармозский урюговый самогон трехлетней выдержки! Огненное пойло! Его можно принимать лишь микроскопическими дозами – каждая рюмашка по семь с половиной капель, больше за один прием нельзя. Но каждая словно молотом бьет по голове.
– Ну, родимая, поехали! – Гуг крякнул и вылил на язык еще одну.
Два головореза из его банды, Акула Гумберт и Сай Дубина, сидели за стойкой по бокам от него и пили юка-колу, сладенькую тонизирующую водичку, настоянную на корнях юку-рукку, доставляемых с планеты Багалая системы Чандр. Гуг никогда не понимал, зачем эту хреновину везти в такую даль и добавлять в воду. Он был абсолютно уверен, что вся эта «юка-рукка» выдумка местных новосветских жуликов, дурящих публику. Зато в гармозский самогон он верил свято.
Парни были крепкие, проверенные, малость туповатые, но последнее им в вину не ставилось. Главное, исполнительные и надежные.
Кеша подошел, когда Гуг был уже хорош. Он снял кепку, поклонился наигранно подобострастно. И спросил:
– Гуляем?
– Гуляем, – откликнулся эхом Гуг.
За спиной у Кеши стояла драная, мерзкая, мутноглазая собака с кривым и обвислым носом. Гуг еще никогда не видывал таких омерзительных дворняг. Хотя было было что-то в этом поганом псе знакомое… нет, это мерещилось после самогона.
– А где Иван? – спросил Кеша и присел на скрипящий ферралоговый стул.
– Там! – Гуг выразительно ткнул большим пальцем вниз, будто надравшийся римский патриций, приговаривающий то ли раба, то ли гладиатора к смерти.
– Ясненько, – заметил Кеша, хотя ему ни черта не было ясно.
Он вообще не должен был сюда приходить. Черный кубик леденил грудь сквозь клапан. И временами Кеше мерещились голоса, в основном голос отпрыска императорской фамилии карлика Цая ван Дау. Но он ничего не мог разобрать, наверное вне ребровской дачи кубик работал хреново. Кеша сильно рисковал. Риск был его ремеслом.
– Мне нутро набулькивает, – начал он тихо, – что надо идти к Ване, слышишь. Гуг, твою мать! – Он выбил из руки окосевшего викинга рюмку. И тут же его кисть перехватила рука слева – у Акулы была отменная реакция.
– Не шали, – процедил Гумберт.
Сай Дубина кивнул, подтверждая, что шалить в их присутствии не следует.
– Щяс, – заверил Гуг, – пропустим еще по парочке, а потом сразу пойдем к Ване.
Он налил Иннокентию Булыгину, ветерану и рецидивисту. Но тот молча отодвинул пойло.