"Похабный" мир
Шрифт:
«проведение операций почти нигде не встретило серьезного сопротивления врага».
Германцы не завоевывали никаких новых территорий – для этого у них просто не хватило бы сил (даже если бы таковое намерение у них и имелось).
Поэтому немцев и «оккупантами» в собственном смысле слова назвать было нельзя (как нельзя было назвать оккупантами, к примеру, силы Keyfor в Боснии или Косово или войска НАТО в сегодняшнем Афганистане). Немецкие войска просто ехали по бескрайним российским просторам в поездах, от станции к станции, поочередно занимая города и нигде не встречая организованного отпора (во всяком случае, со стороны большевиков). Даже численность наступавших германских подразделений была совершенно ничтожной, порой – всего по несколько десятков штыков и сабель, так как основная часть германских войск уже была переброшена снова на Запад. И нигде никто германцев «героически» не останавливал, в том числе и под Псковом и Нарвой. «Героическое рождение Красной Армии в боях с германскими оккупантами» – не более, чем расхожая пропагандистская легенда, т.е. обычное вранье, столь характерное для коммунистов. А многократно воспетая «красная гвардия» – анархические толпы дезертиров и деклассированных элементов, страшных только для мирного населения, при приближении германцев трусливо разбегалась.
Правда, против вяло наступавших под Нарвой германских войск был направлен сводный матросский отряд в 1000 штыков под командованием комиссара Павла Дыбенко (командовавшего незадолго перед тем разгоном Учредительного собрания в Петрограде).
Тот сразу же отказался от советов начальника оборонного участка, бывшего царского генерал-лейтенанта Парского, гордо заявив, что его «орлы-матросики» – «краса и гордость революции» – будут воевать самостоятельно. Как у того же Владимира Маяковского:
«У советских собственная гордость – На буржуев смотрим свысока».Однако в первой же стычке под Ямбургом «гордые орлы» Дыбенко были наголову разгромлены германцами и в панике бежали с позиций, позабыв даже о крепости Нарве, прикрывавшей «колыбель революции» с Севера. 3 марта Дыбенко и его «орлы» наотрез отказались от участия, совместно с красногвардейцами, в контрнаступлении на Нарву. Они снова бросили позиции и добежали аж до тыловой Гатчины, находившейся – ни много ни мало! – в 120 верстах от линии фронта! А в довершение позора «братишки» захватили на железнодорожных путях несколько цистерн со спиртом и поголовно перепились. Должно быть, с того самого памятного дня и повелась у нас славная традиция отмечать «День рождения Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Рабоче-Крестьянского Красного Флота»…
Однако первое свидетельство успешности вколачивания этой легенды в головы советских граждан появилось только через 20 лет, в 1938 г., на волне псевдоисторических фильмов типа «Александр Пархоменко», «Щорс» и «Котовский» (пестревших совершенно фантастическими картинами никогда не происходивших в действительности грандиозных битв Красной Армии с кайзеровскими войсками) в виде медали «20 лет РККА». По идее, этой медалью должны были награждаться в первую очередь создатели и ветераны этой самой Красной Армии. Но в большинстве случаев, «награда не нашла своих героев». Во всяком случае, героический товарищ Дыбенко, вместо этой вполне заслуженной им по всем статьям медали, получил чекистскую пулю, а создатель Красной Армии товарищ Троцкий, брызжущий в изгнании ядом на своих былых соучастников в преступлении – удар ледорубом по черепу…Что же касается «славной даты», то не кто иной, как сам Ульянов-Ленин в своей передовице в «Правде» 25 февраля 1918 г. по поводу позорной сдаче Нарвы красными без боя отмечал: «Эта неделя является для партии и всего советского народа горьким, обидным, тяжелым, но необходимым, полезным, благодетельным уроком». Далее Ленин (явно работая «на публику», т.е. стремясь выставить себя в выгодном свете в глазах сторонников «революционной войны»!) писал о «мучительно-позорном сообщении об отказе полков сохранять позиции, об отказе защищать даже нарвскую линию, о неисполнении приказа уничтожить все и вся при отступлении, не говоря уже о бегстве, хаосе, близорукости, беспомощности и разгильдяйстве». Германцы повсеместно останавливались сами, достигнув заданных рубежей, а из Берлина еще и одергивали самых горячих генералов, чтобы они не вздумали продолжать движение своих войск на революционный Петроград. Потому что продолжение германского наступления на Петроград неминуемо привело бы к падению большевицкого режима. А свержение антирусской власти большевиков над Россией никогда не входило в планы Германского Генерального Штаба. Не для того расчетливые германцы пестовали и финансировали большевиков, не для того везли их в «пломбированном вагоне»!
Как сказал один из немецких офицеров генералу М. К. Дитерихсу:
«Если б мы только могли, мы бы вам и чуму привили!»
Никакое другое правительство, кроме большевицкого, не предпочло бы сохранение своей власти – любой ценой!
– защите национальных интересов, и такого похабного мира не заключило бы. Да и Ленину, который не вернул еще немцам затраченные на революцию германские денежки (да и возвращать не собирался!), беспрепятственное продвижение германцев и совершенно очевидная беспомощность красногвардейцев были весьма на руку – многие пламенные сторонники «революционной войны во что бы то ни стало» из числа оппозиции сразу потеряли почву под ногами и в испуге прикусили язычки. Так что на самом деле 23 февраля стало не днем «боевой славы», а днем величайшего национального позора для России. В этот день был действительно подписан декрет о создании регулярной Красной Армии – но лишь из-за того, что «красная гвардия» доказала свою абсолютную небоеспособность.
А большевицкий Совнарком в этот же день, 23 февраля 1918 г. по новому стилю, провозгласил по радио свое согласие на все условия капитуляции, продиктованные торжествующей «германской военщиной». Скорее всего, Ленина и большевицкую верхушку вполне устраивали оба возможных сценария развития событий. Если бы вдруг случилось чудо и красногвардейцы оказались в состоянии оказать германцам реальное сопротивление, большевики оказались бы в выигрыше (ведь «победителей не судят»!) и смогли бы избавиться от своих прежних обязательств перед Центральными державами (да еще и прикарманить вдобавок германские денежки). А случись то, что случилось – пойти на унизительный мир с честными глазами, как «жертвы империалистической агрессии», избавившись от обвинений в предательстве и сговоре с «заклятым национальным и классовым врагом».
И вот, 3 марта был заключен похабный Брестский мир, по которому Россия лишилась Финляндии, Польши, Литвы, Латвии, Эстонии, Украины, Крыма, Закавказья, Карса и Батума, армии и флота . Оккупированные германцами области России и Белоруссии оставались у немцев до конца войны и выполнения Советами всех условий Брестского мира. На Россию была наложена контрибуция в 6 миллиардов рейхсмарок золотом. Сверх того, большевики обязались уплатить немцам компенсацию в 500 миллионов золотых рублей «за убытки, понесенные немцами в ходе революции в России». После вывода остатков деморализованных русских войск и большевицких банд с уступленных Германии территорий туда сразу же были направлены германские части. 5 марта, через два дня после подписания похабного
В целях окончательного закрепления германского протектората над Финляндией, последняя была объявлена монархией с кузеном кайзера Вильгельма, принцем Фридрихом-Карлом Гессенским, в качестве короля. Как писал в своих мемуарах уже неоднократно цитировавшийся нами Гинденбург: «Кроме того, мы надеялись привлечением Финляндии на нашу сторону затруднить военное влияние Антанты со стороны Архангельского и Мурманского побережья…В то же время мы угрожали этим Петрограду, что было всегда очень важно, потому что большевистская Россия должна была сделать новую попытку нападения на наш восточный фронт». Интересно, почему он считал, что Совдепия должна будет напасть на немцев? Может быть, ему было известно о тайных переговорах большевиков с Антантой? Ведь военные десанты Антанты в Архангельске и Мурманске, о которых Гинденбург вел речь выше, были высажены с согласия большевицких Советов рабочих и солдатских депутатов!
На Украину вошли войска германского генерал-фельдмаршала фон Эйхгорна для обеспечения вывоза оттуда в Германию 600 миллионов пудов зерна (1 пуд равнялся 16,38 кг), 2,75 миллионов пудов мяса, да вдобавок ежемесячно 37,5 миллионов пудов железной руды и многого другого. В Грузию вступил германский экспедиционный корпус Кресса фон Крессенштейна – для охраны грузинской нефти и руды, которые отныне должны были удовлетворять потребности Германской империи. Грузинские социал-демократы (меньшевики), известные в российской Думе, как самые пламенные враги «царского деспотизма» вкупе с «великорусским шовинизмом» и как беззаветные борцы за «свободное самоопределение народов», в пароксизме благодарности наградили весь состав германского экспедиционного корпуса Орденом Царицы Тамары.
России был навязан кабальный торговый договор. Она лишилась миллиона квадратных километров своей территории, щедро политой кровью и удобренной костями многих поколений русских людей, территории с более чем 46 миллионами населения. Большевики отдали Центральным державам почти все русские нефтяные месторождения, 90% всех угольных месторождений, 54% промышленных предприятий и богатейшие земледельческие районы. Германии и Австро-Венгрии достались колоссальные запасы вооружения, боеприпасов и военного имущества, захваченные в прифронтовой полосе. Оседланная большевиками Россия попала в полную экономическую зависимость от Германии, превратившись в сырьевой придаток и базу снабжения «центральных держав», обеспечив им возможность продолжать войну против Антанты. По условиям Брестского мира Центральным державам возвращались также 2 миллиона пленных, что позволяло им восполнить боевые потери, понесенные в ходе войны. Впрочем, далеко не все из этих миллионов военнопленных стремились вернуться в мясорубку мировой войны, а поскольку после Бреста дома уже никто не смог бы бросить им упрек в предательстве, многие из германских и австро-венгерских военнопленных (например Иосип Броз Тито – будущий коммунистический диктатор Югославии) начали вступать в «союзную» их странам «интернациональную» Красную Армию, в органы ВЧК и советской власти. Естественно, они являлись по отношению к русскому народу, в лучшем случае им совершенно чуждому, а чаще всего – ненавистному им (четыре года окопной войны против русских и пребывания в русском плену, естественно, никак не способствовали появлению или усилению любви этих немецких и мадьярских «интернационалистов» к России и русским!), идеальными карателями, особенно если учесть, что искали подобные лазейки далеко не лучшие представители своих народов. Некоторые из них при этом и впрямь заражались большевицкими идеями, другие же оставались простыми наемниками, «ландскнехтами революции», по выражению Троцкого. Уже 21 февраля 1918 г. сотни выпущенных на свободу немецких военнопленных по призыву советского правительства «Социалистическое отечество в опасности!» вступили в новоиспеченную Красную Армию. Уже 26 января был сформирован первый немецкий Добровольческий отряд Красной Армии, немедленно отправленный…отнюдь не на Запад, защищать «отечество пролетариев всего мира» от «наглой агрессии германского милитаризма», а...на Восток, против русского и православного казачьего атамана Дутова! Впрочем, через год германским добровольцам в составе белой Русской Западной Армии генерала князя Авалова-Бермондта довелось скрестить штыки со своими «густо покрасневшими» соотечественниками из «Революционного матросского полка имени Карла Либкнехта» и на Западе, в Прибалтике. Однако подобное было скорее исключением, чем правилом. Искушенные маккиавеллисты, большевики проявляли в таких делах максимум осторожности и посылали насильно мобилизованных ими донских казаков против поляков, а «красных поляков» - на расказачивание, ижорских мужиков – покорять Туркестан, а «красных башкир» – под Питер, против Юденича. Так или иначе, но в последующие недели большевики сформировали из германских военнопленных многочисленные отряды в Москве, Казани, Курске, Ташкенте, Самаре, Омске, Томске и в других городах. Германские «интернационалисты» сражались против русских патриотов в войсках Фрунзе, Чапаева, Блюхера и Буденного на всех фронтах гражданской войны, «плечом к плечу со своими братьями по классу» местного разлива. Среди них был, между прочим, и бывший военнопленный Роланд Фрейслер, вступивший в Красной армии в ВКП (б), затем комиссаривший на Украине, служивший в ГПУ, потом по линии Коминтерна вернувшийся в Германию готовить революцию и там, но в одночасье… перешедший в гитлеровскую НСДАП, ставший Президентом нацистского «Народного трибунала», осудившего на смерть германских офицеров и генералов, участвовавших в заговоре против Гитлера в 1944 г., и убитый американской бомбой во время налета союзнической авиации на Берлин. За годы гражданской войны через большевицкие РККА и ЧК прошло не менее 300 000 подобных «интернационалистов», плюс 40 000 китайских наемников (которых еще царское правительство подряжало на тыловые работы, а большевики за высокую плату привлекли на службу). Большевицкими наемниками стало также немало эстонцев и «красных» латышских стрелков, которые не могли вернуться на оккупированную германцами родину. Поэтому латышские полки не разложились и не разбежались, подобно другим российским частям, а согласились служить большевицкому режиму за золото. Любопытно, что после взятия Перекопа, последнего оплота Русской армии генерала барона Врангеля в Крыму в 1920 г., хор «красных» латышских стрелков пел отнюдь не «Интернационал», а лытышский гимн «Dievs sveti Latviju» («Боже, благослови Латвию»)! Так что костяком и наиболее боеспособными частями формирующейся «Рабоче-Крестьянской Красной Армии» стали отнюдь не представители патриотических сил России.