Похищение казачка
Шрифт:
Это был не фельетон, это была типичная пиар-акция конкурента этого самого Серебряникова, что заметно было невооруженным глазом. И что-то здорово напоминало. Кажется, какую-то детскую сказку про Ленина… Только кто этот Серебряников?
Л. Сестричка. Лисичка-сестричка, надо полагать.
— А кто такой Серебряников? — спросил Турецкий у Дельты.
Мастер тату на мгновение оторвался от затылка клиента.
— Вы не из Волжска, — не то спросил, не то констатировал Дельта.
От дальнейших расспросов Турецкий воздержался.
Полчаса спустя, облегчив свой бумажник на сотню долларов, Турецкий вышел на улицу, поймал машину и поехал в гостиницу. Еще он купил в салоне белую льняную шапочку, маленькую и
Теперь на затылке у него сине-зелеными буквами было написано: «Жизнь слишком важна, чтобы принимать ее всерьез». Кто не понимает по-английски — это его проблемы, голова — не забор, чтобы с нее свежие новости прочитывать, а кто понимает — сообразит, что сие значит, и с лишними вопросами к обладателю тату не полезет. Ничего вульгарного, ничего особо оригинального. Но этот, так сказать, рекламный слоган, по мнению Турецкого, должен был отражать жизненную доминанту бизнесмена Долгих — расслабленного господина средних лет, уже добившегося успеха и теперь занимающегося делами исключительно в свое удовольствие. На лысых (бритых наголо, точнее!) всегда обращают внимание, и Турецкий решил воспользоваться этим, чтобы пополнить внешний антураж. В каком-то смысле он сам сейчас чувствовал себя художником.
Что ж, время покажет, принесет ли его легкая хулиганская выходка дополнительные дивиденды. Не забыть бы только сфотографироваться, пока волосы не отрастут… Стоп! Что значит — отрастут?! Голову же надо теперь брить регулярно. Об этом он как-то не подумал. Уже много лет он стригся раз в месяц. А теперь как же?
Турецкий поселился в гостинице «Московская», которая размещалась в центре города в старинном особняке, бывшем когда-то домом местного предводителя дворянства. Это шестиэтажное здание было, по сути, целым кварталом, оно представляло собой замкнутый четырехугольник. Во дворе было сооружено крохотное искусственное озерцо, вокруг него — несколько беседок. Это был ресторан, в котором, по подсчетам Турецкого, набиралось едва ли три десятка «посадочных» мест.
Жить в «Московской» было удовольствием не из дешевых, но состоятельный бизнесмен Долгих о таких мелочах думать не должен. Ему были забронированы роскошные двухкомнатные апартаменты, площадь которых превышала вполне приличную трехкомнатную квартиру Турецкого на Фрунзенской как минимум раза в два.
Турецкий принял душ, с удовольствием подставляя голову под прохладную струю. Облачившись в легкий халат, он вышел на балкон, который выходил в чудесный внутренний дворик. Там было зелено и чисто. Непонятно каким образом в это замкнутое пространство попадал легкий ветерок. Турецкий голову не вытирал и, присев в плетеное кресло с чашкой холодного чая, испытывал незнакомое прежде блаженство. «Так, чего доброго, — подумал Александр Борисович, — еще понравится, и всегда наголо стричься стану».
Итак, план предстоящих действий был прост. Настоящий русский бизнесмен никуда не торопится. Поэтому объявляться в собственном издательском доме Турецкий пока что не планировал. Он ждал новостей из Москвы — и от Грязнова, и от Меркулова. Потом собирался сам сделать несколько телефонных звонков. Нанять машину и совершить экскурсию по городу. Турецкий-то в Волжске бывал неоднократно (правда, последний раз лет пять назад, а за это время город, по слухам, здорово изменился). А вот бизнесмен Долгих должен был предстать перед аборигенами человеком новым и любопытствующим. В том, что на него будет обращено здесь самое разное внимание — обывательское, деловой интерес, пристальный взгляд правоохранительных органов, — Турецкий не сомневался. А потому никто не запрещал ему вести себя ярко и эксцентрично. Наоборот, полагал Александр Борисович, больше будешь прятаться — тщательней за тобой станут наблюдать. И потом, разве можно скрыть такую сверкающую лысину?
Турецкий положил на столик перед собой мобильный телефон и принялся гипнотизировать его взглядом. Периферийным зрением он уже уловил, что с соседнего балкона на него кто-то смотрит. Кажется, женщина. В красной майке. Что это напоминает… Ах да, у Дельты в салоне тату тоже была красная майка. Ну и что? У Дельты на ней было написано «СССР». А у этой дамы едва ли.
Турецкий подчеркнуто лениво повернул голову, но разглядеть не успел — силуэт убрался в комнату, а на столе зазвонил телефон. Это был Грязнов. Голос его звучал довольно обескураженно:
— Петр Петрович, как устроились?
— Не «Хилтон», конечно, но жить можно.
— Что ж, привыкайте к нашим российским реалиям.
— Да уж… И Грязнов, и Турецкий понимали, что, несмотря на то что телефон у Турецкого московский и работает в режиме роуминга, его уже могли здесь, в Волжске, поставить на прослушку — с современными-то техническими возможностями. При условии, конечно, что кто-то уже проявил интерес к фигуре московского бизнесмена. Сам же Грязнов звонил с такого аппарата, который отследить нереально, в этом Турецкий не сомневался.
— Ну и хорошо… Хотя бы это хорошо. — Грязнов помолчал.
— А что у нас плохо?
— То, что по вашему клиенту, Петр Петрович, никакой информации.
Речь шла о Тяжлове.
— Разве такое возможно?
— Я неточно выразился. Новой информации — никакой. Мои источники подтверждают старую. В то же самое время ее опровергают, как это уже случалось.
— Будете работать дальше?
— Посмотрим, — проскрипел Грязнов. На этом разговор был закончен.
Ага, понял Турецкий. Есть еще какие-то компетентные люди, которые не согласны с тем, что Тяжлов был тем, кем значится в досье Меркулова. И одновременно есть косвенное подтверждение этого его послужного списка. Плохо то, что ничего не ясно, а хорошо то, что Грязнов теперь не успокоится, пока не выяснит подноготную Тяжлова.
Да! Так как же быть с уборкой номера? Если за ним начнут следить, как он сможет понять, не горничная ли нанята для этих целей? А если и горничная, то что тогда? Оставлять всякие киношные волоски на дверных косяках и прочих закрывающихся местах? Нет, глупо это все, надо просто свести посещения его номера посторонними к минимуму. Подумав немного, Турецкий позвонил портье и договорился, что его номер будут убирать раз в три дня, в строго оговоренное время (получалось как раз, что это будет делать одна и та же горничная). А уж пепельницы он как-нибудь сам опорожнит. Такой вот бзик у московского бизнесмена, что поделаешь.
Он проверил почту. Ура, Меркулов наконец откликнулся. Ответил на вопрос, который Турецкий отослал ему еще утром, — откуда получал сведения на Тяжлова и Веснина и кто готовил справку. Если только это можно было считать ответом, черт бы его побрал. Меркулов написал, что у него имеется конфиденциальный источник информации. Это могло означать что угодно. Но не ошибается ли он, этот самый конфиденциальный источник?
Турецкий вышел прогуляться. Вид у него был беспечный и рассеянный, но на самом деле он целенаправленно приближался к магазину «Мужской стиль». Там он купил себе упаковку сигар «Punch» — не особо дорогих, но изрядно длинных и толстых. Подумав немного, он купил и сопутствующие аксессуары — зажигалку, ножнички и большую деревянную коробку из мореного дуба. При магазине была мастерская, и Турецкий отдал коробку граверу, который должен был сделать надпись на большой серебряной пластине, которую Турецкий принес с собой: «Петру Петровичу от коллег и сослуживцев — искренне, пусть и с грустью, но с надеждой на новую встречу».