Похищение
Шрифт:
— Тогда, если все понятно, будем выдвигаться. — Понтей обратился к Огулу: — Проход в Покрове держится?
— Да, мои звери выполняют свою роль.
— Тогда по варгам. И пусть нам поможет Ночь! «Пускай поможет, — думал Уолт, взбираясь на своего варга, — хоть Ночь, хоть убоги. Но кажется мне, дорогой мой Понтей Нах-Хаш Сива, что ты многого недоговариваешь — и не только мне».
Огул занял место впереди небольшой кавалькады, внимательно осмотрел каждого варга, потом поднял руку и указал в сторону Пелены. Варги сорвались с места мгновенно, но осторожно, так, что их всадники не потеряли равновесия.
Преследование началось.
Глава пятая
Граница
Что
У младшего чародея Вирума, сына Ашорокла, разболелась голова.
Он проснулся, когда обручи боли сдавили виски, окинул комнату мутным взглядом и встрепенулся. Такая боль могла значить только одно.
Комнатушка, где он сидел с заката и до рассвета, подменяя старшего чародея, была неудобной для сна, но Вирум, обнаружив, что спать человек может не только лежа, приспособил для своих нужд небольшой письменный стол, убрав с него бумагу и письменные принадлежности. А теперь он с убогыханьем искал свечу, чтобы в темноте найти все, что так беспечно переправил на пол.
Боль усиливалась.
Убоги побери, старший чародей Бенезер за такое разгильдяйство способен наказать так, что порка розгами в Ордене Семерых покажется приятным массажем. Где же эта проклятая свеча?!
Слава богам!
Заклятие Поджигания давалось Вируму с трудом. Он был обучен магии повседневности и бытового волшебного воздействия, к которым относились починка одежды, ремонт жилища, изменение погодных условий, воздействие на сельскохозяйственные культуры и заговоры от насекомых и животных. Со Стихийной магией Вирум был не в ладах. Да еще эта боль!
С шестой попытки, после того как чуть не подпалил свои штаны, Вирум сумел зажечь свечу. Теперь нужно найти чернильницу и перо. Да, и бумагу… Собрав все нужное, он сел за стол и положил бумагу перед собой, приготовившись писать. Расслабиться… расслабиться… расслабиться… Старший чародей говорил, что амулеты и Заклинания сработают сами, с его стороны надо лишь приготовить свою ауру.
Рука с пером задрожала, подчиняясь чужой воле, обмакнула кончик в чернила и принялась выводить на бумаге руны.
Вирум хорошо знал разговорный Всеобщий и танейский, на котором говорили крестьяне королевств Талор и Элибинер, немного макатынь и начала рунного письма. Но руны, которые его рука сейчас выводила на бумаге, не были Вируму знакомы, да и правила, по которым обычно писали рунами, были здесь нарушены. Задумываться об этом Вирум не стал. Его дело, дело младшего чародея графства Элизор королевства Талор, было в этот поздний час не думать, а служить передатчиком сведений, живым приемником, которого заклятия заставляют писать таким каллиграфическим почерком, на который Вирум был способен так же, как свинья на создание теории Большого взрыва. Глядя на прямые, выверенные штрихи рун и четкие загогулины вокруг них, Вирум вздохнул. Боль уходила по мере того, как заполнялся лист.
Когда Вирум закончил, а точнее, когда закончили через него, он встал и вышел из комнаты, направившись по узкой винтовой лестнице вниз, на первый этаж, где в своей спальне предавался объятиям бога сна старший чародей. Два послушника стояли возле двери, завистливо слушая могучий храп. Им наверняка тоже хотелось вот так беззаботно храпеть, а не стоять всю ночь по стойке «смирно», как солдаты графа Демонтера на площади замка, когда туда прибывает король.
Еще совсем недавно Вирум был таким же послушником, безропотно выполнявшим приказы младших и старших чародеев. Только в отличие от этих двоих Вирум был сыном графского писца и поначалу пытался поступить в далекую Школу Магии. Но контрактное обучение было отцу не по карману, а на стипендиальное Вирум не сдал экзамены, да и дар, как ему объяснили, у него был слабоват. Так что поступление в Орден Семерых для Вирума не стало самым выдающимся событием в жизни, как для этих двоих крестьян, которых чародеи Ордена приметили, разъезжая по землям графа. Один был сыном знахарки, другой — внуком волхва. Слабенькие таланты к магии, но для Ордена Семерых сойдет. К оперированию Высшими Заклинаниями Орден не стремился. В конце концов, в столице есть несколько выпускников Школы Магии, и, случись что, на что Орден не найдет управу, граф всегда может выписать столичного мага.
При виде младшего чародея послушники постарались вытянуться еще сильнее, хотя это вряд ли было возможно. Вирума они обязаны были пропускать так же, как и командующего южными пограничными отрядами и посланника графа, перед всеми остальными должны были пялить глаза, блеять «не велено!» и поддерживать наложенное на дверь Заклинание Небеспокойства.
— Что такое? — недовольно пробурчал старший чародей, стоило Вируму войти в спальню.
Слух у Бенезера был хороший, сон чуткий. Говорили, что раньше он служил в качестве пограничного мага на востоке, где то и дело происходили стычки с остроухими, и однажды во время сна чуть не лишился головы: пробравшиеся в крепость карлу перерезали уже половину охраны, когда их обнаружили и забили тревогу. Бенезер проснулся в тот момент, когда Лесной эльф подносил к его горлу кинжал-лист, и не будь у чародея привычки держать при себе готовое заклятие Молнии, то сейчас он точно не смотрел бы на Вирума так, будто прикидывал, послать разбудившего его в одиночку против прайда каррхамов, появившегося недавно в лесах графа, или прямо здесь и прикончить?
— Послание! — Вирум протянул старшему чародею заполненный лист бумаги.
Бенезер хлопнул в ладоши, зажигая свечи в комнате (Вирум вздохнул — он так не умел), забрал послание и погрузился в чтение. Вдруг лицо его вытянулось, он посмотрел на младшего чародея, снова на послание, вскочил с кровати, продемонстрировав занятную ночную рубашку с медведиками, и сунул лист Вируму под нос:
— Ты ни в чем не ошибся?
Вирум удивился. Кому как не Бенезему знать, что тот, кто принимает письменное сообщение, не может ошибиться, поскольку его тело один в один копирует движения пишущего в момент достижения заклятием принимающего.
— Нет.
— Дерьмо. — Бенезем торопливо забегал по комнате, собирая вещи. — Надо спешить. Пошли послушников, которые стоят на дверях, к командующему Кобберу. Пусть немедленно прикажет сержантам поднимать солдат и готовится к выдвижению. А заодно пусть пришлет гонца, я дам ему поручение.
Вирум кивнул и задом попятился к дверям. На его памяти таким взволнованным Бенезем выглядел впервые. Творилось что-то невообразимое.
— А ну подъем, отрыжка пьяного тролля! Чтобы через тридцать… нет, через двадцать секунд все были снаружи в полном боевом! И если кто опоздает, наказание понесут все! Понятно, бестолковое отродье? Подъем, живо!
Голмар вскочил, чувствуя, как бешено стучит сердце. Все, как и на учениях: грозный сержант Диланикс орет, пинками подгоняя нерадивых, по его мнению, сосунков, которым он не то что копье, даже ложку бы не доверил держать; рядом старательно сопят остальные из десятки, торопливо натягивая штаны и рубахи, а ведь еще надо успеть надеть доспех, про двадцать секунд сержант, конечно, загнул — но если не поторопятся, то Диланикс их так загоняет, что… что… не хочется даже представлять что; капрал их десятка уже спешит к сержанту получить приказы и узнать, где им стоять в общем построении; на улице трубят, да так, что и в казарме кажется, будто валится небо; ревут другие сержанты, и их «отрыжка пьяного тролля» точно так же, как и Голмар, спешат обрядиться в доспехи прежде, чем вернутся их капралы…