Похищенное дело. Распутин
Шрифт:
Из показаний Вырубовой: «Я познакомилась с ним незадолго до того, как он привез ко мне Хвостова… Это был надушенный, нафабренный, подобострастно держащийся человек, привозивший массу сплетен, цветы и конфеты». А потом князь привез к ней «на смотрины» будущего министра внутренних дел…
Из письма Аликс: «29 августа… Любимый мой, Аня только что видела Андроникова и Хвостова. Последний произвел на нее прекрасное впечатление».
После чего Андроников, «надушенный и нафабренный», передает список кандидатов на пост обер-прокурора Синода… уже самой царице!
«7 сентября… Вот тебе, дружок, список имен лиц (очень, к сожалению, небольшой), которые могли бы быть кандидатами на место Самарина… я получила этот
Царице были нужны во власти верные люди, но она все время боялась, что Ники ошибется (он уже ошибался столько раз: Столыпин, Коковцов, Джунковский…). Теперь она сама решила заняться подбором министров. Но как не ошибиться? Очень просто – надо следовать правилу, о котором она сама неоднократно говорила: министром может стать только тот, кто верит «Божьему человеку» и будет предан ему. Ибо это автоматически означало веру и преданность ей – ведь желания «Божьего человека» всегда совпадали с ее желаниями. Таковы должны быть теперь министры! Но так как таковых ни Аликс, ни Аня не знали, то оба начинающих государственных деятеля мудро решили положиться во всем на мнение «Нашего Друга». А тот, уезжая, прислал к ним в помощь «надушенного и нафабренного» Андроникова…
Каких же кандидатов представил Андроников от имени Распутина? На пост директора департамента полиции выдвигался Белецкий – та же кандидатура, что и в начале года. Но министр внутренних дел…
Андроников предложил Распутину выдвинуть в министры… Алексея Хвостова, старого знакомца мужика, того самого Нижегородского губернатора, к которому Распутин безуспешно ездил с Сазоновым накануне гибели Столыпина.
Путь во власть образца 1915 года
К тому времени Хвостов перестал быть губернатором, ушел с государственной службы, но оставался столь же толстым и розовощеким. Он был избран в Думу, стал председателем фракции правых, гордо носил на лацкане значок «Союза русского народа». Его антинемецкие речи очень нравились в Царском Селе. Хвостов объяснял потом следователям Чрезвычайной комиссии: «Я занялся немецким шпионажем и немецким засильем. Этот вопрос меня в высшей степени заинтересовал».
Лучшую кандидатуру найти было трудно – думец, но лидер правых, к тому же неукротимый борец со шпионажем, что немаловажно: слухи вокруг Распутина и царицы не умолкали. И наконец, Хвостов – русский, что весьма благоприятно при обилии немецких фамилий в «верхах». Андроников хорошо его знал (как, впрочем, и всех мало-мальски значительных людей) и не сомневался, что Хвостов пойдет на любые условия, чтобы взойти на Олимп. Видимо, после разговора с Хвостовым он сумел убедить в этом и Распутина. Мужик еще помнил холодный прием, оказанный ему Нижегородским губернатором, но Андроников, вероятно, сумел ему доказать, что прежнего гордого Хвостова не существует – есть новый, который понимает: чтобы быть министром, надо служить «Нашему Другу». Колебания Распутина были окончательно опрокинуты предложением князя назначить заместителем будущего министра Белецкого, с которым Распутин уже встречался и в чьей преданности был убежден. Белецкому должен был отойти департамент полиции и, следовательно, охрана Распутина. И когда «Наш Друг» согласился, Хвостов, пройдя «смотрины» у Вырубовой, проследовал к царице.
Из показаний Хвостова: «Императрица приняла меня милостиво и намекнула… что, хоть я и не безгрешен по отношению к Распутину, она уверена, что глаза у меня раскроются… и она не будет против моего назначения, если только охрана Распутина будет лежать на Белецком».
Но пока Аня и царица вместе с Андрониковым обсуждали будущие назначения, в Думе произошло опасное событие.
Мужик объединяет ненавидящих
С удалением великого князя Николая Николаевича общество и Дума столкнулись с новой реальностью. Итак, был новый Верховный главнокомандующий, которого считали неспособным возглавлять армию, был старик-премьер Горемыкин, которого считали неспособным возглавлять правительство, ибо он находился под абсолютным влиянием царицы. Были упорные слухи о готовившихся назначениях, которые теперь, в отсутствие царя, стали прерогативой Государыни. И была угроза формирования кабинета «темных сил» под незримым премьерством полуграмотного мужика, который вот-вот вернется в столицу…
Так полагала Дума. И 25 августа 1915 года свершилось невозможное – 300 депутатов из 442 объединились в так называемый «Прогрессивный блок». Все эти весьма разные, а подчас и попросту ненавидевшие друг друга люди сплотились под знаменем борьбы с «темными силами». Блок должен был без потрясений отстранить от власти царицу и Распутина и повести страну к созданию подлинно конституционной монархии. Для этого следовало добиться отставки Горемыкина и создания «правительства доверия», ответственного перед Думой. Блок выступал под лозунгом «Массы остаются спокойными, за них говорит Дума».
В то же время Гучков готовил очередной думский запрос – о дебоше Распутина в ресторане «Яр». И тогда Хвостов доказал, что заслуживает доверия «Нашего Друга»…
Из показаний Вырубовой: «Хвостов рассказал, что… готовится запрос в Думе. Они (депутаты. – Э. Р.) просили подписи Хвостова, но он отказал и заметил, что если этот вопрос будет поднят, то амнистия (в то время готовился указ царя об амнистии заключенным. – Э. Р.) не будет дарована. Они подумали и… отказались от запроса».
30 августа Аликс писала Ники: «Следовало бы отделаться от Гучкова, но только как? Вот в чем вопрос. В военное время – нельзя ли выудить что-нибудь, на основании чего его можно было бы засадить?… Ведь омерзительно видеть его игру, речи и подпольную работу… Говорят, будто Он (Распутин. – Э. Р.) живет сейчас в Царском Селе, точно так, как раньше утверждали, будто здесь находится Эрни…»
Действительно, самые невозможные слухи гуляли по столице, пока «Наш Друг» по-прежнему сидел в Покровском, ожидая обещанных перемен. Он боролся за сына. Он понимал, что его жалкий, почти слабоумный отпрыск погибнет на фронте… И мужик отправил в Петроград жену Прасковью – вымолить у «царей» разрешение, чтобы сына оставили дома. Он посылал умоляющие телеграммы… И опять Аликс просит Ники: «Не можешь ли ты разузнать, когда призывается Его губерния, и тотчас мне это сообщить?… Касается ли это Его сына?… Пожалуйста, поскорее ответь… Прилагаю прошение Нашего Друга, напиши сверху свою резолюцию. Мне кажется, что эту просьбу вполне можно удовлетворить».
Но царь опять промолчал. И опять она его просила: «1 сентября… Наш Друг в отчаянии, что Его сына призывают. Это Его единственный сын, который в отсутствие отца ведет все хозяйство».
И на сей раз Ники смолчал. Он не мог объяснить ей, что царь может менять министров, но оставить сына Распутина дома он не может – это было бы прямым вызовом обществу. Аликс, сосредоточенная на борьбе за «наших», как-то запамятовала, что не так давно на фронте был убит сын великого князя Константина Константиновича Олег, совсем мальчик. И отец не выдержал горя, его задушил приступ грудной жабы… Как же он мог освободить от службы сына Распутина?!
Но Аликс, как всегда, упорно добивалась своего: «11 сентября… Я понимаю, что мальчик должен быть призван, но можно устроить его санитаром в поезде, или чем-нибудь вроде этого… Он единственный сын… Так хочется помочь и отцу, и сыну…»
Сына Распутина призовут, но в конце концов она сумеет устроить его в свой санитарный поезд…
В Думе не прекращались негодующие разговоры о скором назначении угодных мужику министров, о том, что премьер Горемыкин ездит теперь на доклады к царице.
6 сентября Зинаида Юсупова писала сыну в Крым своим забавным шифром: «Общее настроение отвратительное. Нафталиновая шуба (Горемыкин. – Э. Р.) продолжает ездить к Валиде (Аликс. – Э. Р.)… Она прямо торжествует!»