Похититель душ
Шрифт:
Роды были очень тяжелыми, и мы все считали это дурным знаком. Когда наконец появилась повитуха, ей пришлось немало потрудиться, чтобы привести в порядок бедную измученную мать. Однако он был чудесным малышом, о каком только могут мечтать две могущественные семьи, чье богатство и владения поражают воображение.
Мое лицо оказалось первым, на которое взглянул младенец, и моей груди первой коснулся его маленький голодный ротик. Помню, я тогда подумала, что у него поразительные, глубокие и черные глаза, и, если природа сделает все как ей подобает, он вырастет настоящим красавцем, как и положено в такой семье. То были дни больших ожиданий
– Мадам Агата ле Барбье, – доложил брат Демьен.
И я тут же вспомнила полную женщину, наделенную острым умом. Но та, что вошла, оказалась маленькой, в сравнении с моими воспоминаниями, и совсем не полной. На ней было поношенное платье, совершенно необъяснимое на когда-то состоятельной ремесленнице. Я видела, что мадам страшно исхудала и широкая юбка висит на ней складками.
Когда я кормила ребенка – на протяжении многих лет, как мне кажется, поскольку выкормила своих двоих детей и милорда Жиля, – я была тощей как палка, и ничто не помогало. Бедра как будто растаяли, а юбка и вовсе волочилась бы по земле, если бы я не застегивала ее на дополнительные крючки. Этьену при помощи пива удалось немного с этим справиться, благослови его Боже, – ему нравилось, чтобы я была пухленькой. Но мадам ле Барбье была не в том возрасте, когда кормят детей.
Я почувствовала, что должна высказаться.
– Ваше преосвященство, мне нужно вам кое-что сказать, прежде чем мы продолжим.
Он тут же недовольно нахмурил свои великолепные брови – я не сомневалась, что его могущество сосредоточено именно в них. Какая потеря для общества, что такой красивый мужчина стал священником, ему бы следовало быть придворным.
– Я знаю эту женщину, – прошептала я так, чтобы она не услышала. – Она искусная швея, причем настолько умелая, что ей делал заказы сам милорд, который гордится и очень следит за своей внешностью.
– Слишком гордится, – проворчал епископ.
– Она выглядит старше своих лет, – сообщила я. – Когда-то она была красивой, полной женщиной. Интересно…
И тут епископ потерял терпение.
– Жильметта, если у вас нет ничего более существенного, чем сплетни, я их выслушаю.
И тут я высказала предположение – хотя меня никто не спрашивал – о цели ее визита.
– Сейчас ее сыну лет пятнадцать или шестнадцать. – Неожиданно меня охватило сожаление о том, как время отнимает у нас самые чудесные воспоминания. – Я помню его славным малышом, таким резвым! Если у него было хорошее детство, он наверняка вырос настоящим красавчиком.
Мадам часто приходила к лорду Ре с кусками ткани и образцами пуговиц и прочими украшениями, потому что, как правильно и с неодобрением заметил его преосвященство, милорд был щеголем. Один такой визит остался у меня в памяти до сих пор. Милорд опоздал на встречу с мастером, на которого работала мадам, – что происходило довольно часто, поскольку он обожал шум, который возникал при его появлении. Мадам отдала своего маленького сына девушке-помощнице, чтобы та за ним присмотрела, но он хворал и не желал успокаиваться. И девушке пришлось внести его внутрь. Как раз когда мадам его утихомирила, в комнату быстро вошел лорд де Ре. Она тут же отвернулась, чтобы спрятать малыша и таким образом не нанести милорду оскорбление, но он заметил ребенка. Милорд подошел к мадам и оторвал сына от ее груди. Ребенок снова завопил, да так громко, словно его терзали демоны.
Жиль де Ре начал подбрасывать мальчишку с восторгом, который меня расстроил, хотя и сама не знаю почему.
– Ну-ну, ангелочек, чего ты боишься? – сказал он. – Я же не демон какой-нибудь. – Он рассмеялся и взъерошил волосы мальчугана.
Если подумать, его внимание к малышу было просто неприличным – могущественный лорд в расцвете сил качает на руках сына швеи, в то время как у него полно других, более важных дел. Впрочем, тогда я не стала особенно задумываться над этим, потому что девушка унесла сына мадам из комнаты, и, в конце концов, ведь и я делала то же самое с милордом, когда он был ребенком. И, должна заметить, гораздо чаще, чем его собственная мать. А потом мы занялись делом: мадам принялась снимать мерки, затем пришла очередь примерки, выбор отделки и прочих мелочей – и я так увлеклась, что забыла обо всем. Нам требовалось позаботиться и о гардеробе леди Катрин, ведь не дело, когда милорд выглядит великолепно, а его жена точно оборванка, хотя он не очень-то обращал на нее внимание.
В тот день мы с мадам, как всегда, обменялись любезностями – разумеется, когда она немного успокоилась после произошедшего. Она не слишком смущалась и чувствовала себя свободно в присутствии тех, кто занимал положение выше ее собственного, поскольку слишком часто видела их голыми. Теперь же, много лет спустя, похоже, ей было ужасно не по себе. В первый момент, когда ей велели сказать, что ее к нам привело, она не смогла выдавить из себя ни слова.
– В прошлом месяце моему сыну исполнилось шестнадцать, – проговорила она наконец.
Значит, я не ошиблась относительно его возраста.
Епископ удивился и был совершенно прав, потому что подобные вопросы его не касаются – это дело магистрата. Однако он все равно спросил:
– И что с ним случилось?
– Этого я сказать не могу, он исчез. Тринадцать дней назад я послала его отнести заказчику готовую пару бриджей, и он не вернулся домой.
Я открыла рот, но быстрый взгляд Жана де Малеструа заставил меня промолчать. Я знала, о чем он подумал: мальчишка просто сбежал, как это иногда делают юнцы, а может, растерял или растратил деньги, которые получил. Несмотря на желание вступить в разговор, я промолчала. А потом его преосвященство сделал то, что и должен был сделать, – посоветовал швее обратиться в магистрат.
Около двери мадам ле Барбье повернулась и сказала:
– Пропали и другие дети, но жалобы их родителей остались без ответа.
«Здесь едят маленьких детей», – написал мне Жан.
После ее ухода мы с епископом молчали несколько минут, а потом я набралась храбрости и снова открыла рот, но, прежде чем успела заговорить, он меня перебил:
– Я заметил, Жильметта, что вам нравится эта женщина. Но она должна сделать то, что я ей посоветовал. И вам это известно лучше других. А теперь обратимся к Богу, потому что он не будет нас ждать.
Никто не должен испытывать терпение Господа.
Возникла новая неловкая пауза, на сей раз у двери мадам ле Барбье. Наконец она сказала:
– Вы наделены какой-то властью и скрыли это?
– К сожалению, нет. Но я вам сочувствую и хочу помочь.
– Да простит Бог мою дерзость, матушка, но у вас уже был шанс мне помочь, и вы этого не сделали.
Слова прозвучали резко, и на лице мадам ле Барбье появилось сердитое выражение, но я ничего не могла сказать в свою защиту. Это разозлило меня, так же как и то, что я промолчала, когда она обратилась к епископу со своей просьбой.