Похитители грез
Шрифт:
— Но мы разбудили энергетическую линию, — возразил Гэнси. — Она временами такая сильная, что вырубает здесь транзисторы.
— Ах, но ты сказал, что электричество еще и пропадает, не так ли?
Гэнси неохотно согласился. И теперь он думал о Ноа, исчезнувшем в Доллар-Сити.
— Так что, как видишь, твой лес может быть как голоден, так и перекормлен. О Боже, молодой человек, вы бы смотрели, куда кладете эту штуку! Извините! Я должен был подумать, что это вы. Я бы тоже извинялся, если бы должен был заявить, что это чудовище мое! Эта сосискообразная шея… извините! — Возникла потасовка, а затем Мэлори
— Какие-нибудь идеи?
— У меня было довольно много идей в последнее время, — сказал Мэлори. — Мне бы увидеть эту твою линию. Вы не против, если я как-нибудь…
— Добро пожаловать в любое время, — сказал Гэнси и имел в виду именно это. При всех своих недостатках Мэлори все еще был самым старым союзником Гэнси. Он это заслужил.
— Превосходно, превосходно. Теперь, если ты не возражаешь, — начал Мэлори, — я тут только что опознал пару Щитокрылых Дутышей.
Они обменялись прощаниями. Гэнси повернулся к Адаму, который сейчас выглядел самим собой больше, чем в последние годы. Он молча поклялся сделать все, что потребуется, чтобы удержать его таким.
— Ну, я не знаю, насколько это нам помогло.
Адам ответил:
— Мы выяснили, что Немецкие Превосходные Гомеры выглядят как кровавые буревестники.
Самая первая вещь, кторую сделал Ронан после отъезда Гэнси, это достал ключи от Камаро. У него не было определенного плана, кроме как увидеть, подходят ли они к замку.
На летнем солнце Свинья блестела, как драгоценность в захудалой траве и гравии. Ронан положил руку на заднюю панель и проскользил ладонью вверх по крыше. Даже это ощущалось незаконным; этот автомобиль настолько принадлежал Гэнси, что, казалось, как будто где-нибудь Гэнси мог почувствовать это несущественное нарушение. Когда Ронан поднял руку, она была измазана зеленым. Он был поражен деталями этого момента. Ему нужно было это запоминать ткакое, когда он грезил.
Это чувство прямо здесь: глухо бьется сердце, липкая пыльца на кончиках пальцев, июльский мучительный пот на груди, запах бензина и чьего-то мангала. Каждая травинка была выделена в четкую деталь. Если бы Ронану приснилось то, как ощущался этот момент, он мог бы взять с собой что угодно. Он мог бы вытащить эту чертову машину целиком.
Он вставил ключ в дверь.
Подходят.
Повернул ключ.
Дверной замок подскочил.
Улыбка прокралась на его губы, хотя никого не было, чтобы ее увидеть. Особенно потому, что никого не было, чтобы ее увидеть.
Ронан уселся на водительское сидение. Винил чертовски нагрелся на солнце, но он просто мельком зарегистрировал эту информацию. Это просто было еще одно ощущение, которое делало момент явью, а не сном. Медленно он пробежался пальцами вокруг тонкого руля, положив ладонь на гладкий рычаг переключения передач.
Сердце Гэнси бы остановилось, если бы он увидел здесь Ронана. Даже если ключ не сработает в зажигании.
Ронан поставил ноги на сцепление и тормоз, вставил ключ и повернул его.
Двигатель заревел.
Ронан усмехнулся.
Как раз вовремя завибрировал его телефон, пришло сообщение. Он достал его из кармана. Кавински.
«Мои новые колеса не оставят от тебя камня на камне. Увидимся вечером в одиннадцать».
Час спустя Ноа впустил Блу на Фабрику Монмаут. Солнце делало пространство обширным, устарелым и прекрасным. Теплый затхлый воздух пах старым деревом, мятой и десятью тысячами страниц о Глендовере. Хоть Гэнси отсутствовал всего несколько часов, вдруг показалось, что гораздо дольше, будто это все, что от него осталось.
— Где Ронан? — прошептала она, пока Ноа закрывал за ней дверь.
— Влезает в неприятности, — раздался шепот в ответ. Было странно присутствовать здесь без кого-либо еще: разговор чувствовался немного запрещенным. — Ничего, с чем бы мы могли что-нибудь поделать.
— Ты уверен? — пробормотала Блу. — Я могу многое сделать.
— Не с этим.
Она колебалась у двери. Было похоже на нарушение границ без Гэнси и Ронана. Все, что она хотела, это как-нибудь запихать всю Монмаут в свою голову и держать ее там. Ее поразила тревожная тоска.
Ноа предложил руку. Она приняла ее — костяной холод, как всегда — и вместе они повернулись лицом к огромной комнате. Ноа глубоко вдохнул, как будто они готовились исследовать джунгли вместо того, чтобы ступить глубже в Фабрику Монмаут.
Всего лишь с ними двумя все здесь казалось больше. Покрытый паутиной потолок парил, мелкие пылинки передвигались в воздухе. Они повернули головы, чтобы вслух прочесть заголовки книг. Блу посмотрела на Генриетту через телескоп. Ноа отважно снова прикрепил оторванные миниатюрные крыши на уменьшенном городе Гэнси. Они дошли до холодильника, скрытого в ванной. Блу выбрала содовую.
Ноа взял пластиковую ложку. Он жевал ее, пока Блу кормила Чейнсо остатками гамбургера. Они закрыли дверь Ронана — если Гэнси все-таки удавалось обитать в остальной части апартаментов, то присутствие Ронана решительно доминировало в его комнате. Ноа показал Блу свою спальню. Они попрыгали на его идеально заправленной кровати, а затем поиграли в плохую версию пула. Ноа развалился на новом диване, пока Блу уговаривала старый плеер проиграть пластинку, слишком мудреную, чтобы заинтересовать их обоих. Они открыли все ящики стола в главной комнате. Однин из адреналиновых шприцов Гэнси отскочил от внутренностей верхнего ящика, пока Блу вынимала причудливую ручку.
Она скопировала массивный почерк Гэнси на счете Нино, а Ноа надел элегантный свитер, который он нашел свернутым под столом. Она сжевала лист мяты и дышала на лицо Ноа.
Присев на корточки, они пятились по авиационной распечатке, которую Гэнси растянул вдоль комнаты. По краю он набросал себе загадочные примечания. Некоторые из них были координатами. Некоторые — объяснениями топографии. Некоторые — словами из песен Битлз.
Наконец, они добрались до кровати Гэнси, которая была просто пружинным матрацем на металлическом каркасе. Он располагался в квадрате солнечного света в центре комнаты, повернутый под углом, как будто его затащили в здание. Без особых обсуждений Блу и Ноа свернулись на покрывале, каждый взял по одной из подушек Гэнси. Это ощущалось преступным и усыпляющим. Всего в дюймах, глядя на нее, моргал сонный Ноа. Блу смяла у носа край простыни. Она пахла мятой и ростками пшеницы, можно сказать, как Гэнси.