Поход за последним «тигром»
Шрифт:
— Нашлось и оно. Тогда, помнится, мы расплачивались золотым песком, отмеряя его бокалами.
— Экая п’елесть!
— Тогда повстанцы-якуты уничтожили партизана Каландарашвили, он был страшным человеком и причинил много бед колчаковцам. Но головной эшелон партизан во главе с неким Стродом прорвался в Якутск.
— Строд, Строд, — повторил Пепеляев, вспоминая. — Слышал я о нем. Очень храбрый тип.
— Если он и сейчас в Якутске, я с удовольствием отправлю его на тот свет, — произнес Куликовский.
— Наша
— Белку или соболя они бьют только в глаз, чтобы шкурки не портить, — заметил Ракитин.
— Нашей шкуры азиаты не пожалеют, — заговорил все время молчавший Андерс.
На траверсе Охотска группа офицеров и солдат перебралась на канонерскую лодку, среди них были Энгельгардт, Соболев, Михайловский.
Ракитин распрощался с Пепеляевым и Куликовским, и суда разошлись. «Батарея» пошла в Охотск, «Защитник» взял курс на Аян.
Через два дня показался скалистый берег Аяна.
Не успело сгинуть эхо пароходного гудка в окрестных сопках, а к «Защитнику» уже спешили лодки, над факторией «Олаф Свенсон» взвился американский флаг. Из первой лодки, причалившей к «Защитнику», поднялся на борт юноша в длиннополой шинели с меховым воротником.
— Командующий армией повстанцев корнет Василий Коробейников, — представился он, но, увидев Куликовского, радостно взвизгнул: — Слава богу, дождались вашего возвращения, господин губернатор!
Корнет сообщил печальные новости. Его «армию» красные отряды разбили под Нельканом, всего осталось триста бойцов, которых он и привел в Аян. Еще столько же ушло на Охотск.
Причалили новые лодки с аянскими купцами, зверопромышленниками, тунгусами-оленеводами. Кают-компания переполнилась людом в меховых дохах, пыжиковых куртках, оленьих малицах, сразу запахло чесноком, листовым табаком, водочным перегаром, загремел ядреный таежный смех, пересыпанный черными словами.
— Что думают о нашем появлении туземцы? — спросил Пепеляев молчаливых, раскуривающих трубки тунгусов.
— Знает наша, куда пошла ваша. Камунисим — худой люди, воевать его надо, — держа у губ трубочку, пробормотал старый тунгус-зверобой.
— Весть о твоем походе на Нелькан летит, как ворон, — якутский купец-компрадор Сивцев подал Пепеляеву пакет с приклеенным к нему черным пером: — то кэпсе о твоем приходе. С получением кэпсе таежные жители будут с оружием выходить на тропу и присоединяться к тебе, генерал.
Не теряя времени, Пепеляев набросал воззвание к населению Якутской области.
«Настоящим заявляю, что сибирская добровольческая дружина пришла в область по призыву уполномоченных населения Якутской области, чтобы помочь народу в борьбе с коммунистической властью.
В настоящее время вся полнота власти
По освобождении города Якутска будет созвано Областное народное собрание на основах всеобщего, прямого равного и тайного голосования, перед которым оба учреждения сложат свои полномочия.
Это собрание выберет власть, которой подчинюсь и я со всеми руководимыми мною войсками. Генерал-лейтенант Пепеляев».
Рыжее солнце повисло над горизонтом, тускло мерцали проплешинами снега аянские сопки. Лиственницы, осыпав золотистые круги хвои, стали голыми и бесприютными, стланик волнами лег по распадкам, на юг спешили гусиные косяки, они шли третьи сутки подряд, без перерыва, и Пепеляеву стало казаться, что не будет конца этому перелету. Вместе с Коробейниковым он поднялся на береговую сопку.
— Что же нам теперь делать? — спрашивал корнет, зябко кутаясь в меховой воротник шинели.
— Идти на Нелькан, — отозвался Пепеляев, разглядывая тяжелые морские дали.
— Мне снова идти в тайгу? Невозможно!
— А все же придется, корнет.
— С солдатами, не знающими, что такое якутская зима? По таежному бездорожью сотни верст? Ведь шагать-то по местам совершенно необитаемым…
— По ним и пошагаем, раз нет другого пути, — задумчиво сказал Пепеляев.
— Я с вами не пойду, — со злой решимостью объявил Коробейников.
Пепеляев посмотрел на него тягучим презрительным взглядом:
— Уезжайте во Владивосток. Вы мне больше не нужны, корнет…
— Воля моя сломлена, и нет больше сил, — бормотал Коробейников, с трудом сдерживая ликование. У корнета были пуд золотого песка и несколько тюков пушнины, потому он и рвался во Владивосток.
Пепеляев идет на Якутск!
Тревожная эта новость наполняла город, как полые воды реку, ее передавали на улицах, на базаре, она волновала ревком, бойцов, комиссаров, охотников, оленеводов, рыбаков.
Новость разносила по тайге «торбазная почта» — кэпсе, она катилась по улусам, по наслегам на оленьих нартах, на собачьих упряжках.
Революционный комитет и Совнарком Якутии опубликовали особую декларацию по поводу вступления пепеляевских войск на территорию Якутии и призвали выступить трудящихся на защиту Советской власти.
«…Войска генерала Пепеляева представляют собой выгнанные из Приморья… остатки прежней колчаковской армии… всей приморской контрреволюции. Они — заклятые враги всех трудящихся масс и якутской нации… Борьба, которая предстоит с ними, есть борьба за жизнь или смерть якутской нации, борьба за существование автономной Якутии…»