Поход
Шрифт:
– Если до завтра решу дело судье не давать, то будем карать в административном порядке. В понедельник всыплю ей сотню - и пусть гуляет, куда хочет, если встанет. А что судья решит, если к нему отправлю, - без понятия.
– Анфис, так не за что ее так… - вкрадчиво сказал я.
– Несправедливо будет.
– Это с чего?
– поразилась Анфиса.
Я никогда в общественных защитниках ничьих прав не числился, да и все знали, что если Анфиса чего решила, то уж точно не свернет. Ситуация возникла, мягко говоря, нетрадиционная.
– С того, что самозащита это была.
– Так, самозащитник!
– пристукнула урядница ладонью по столешнице.
– На урядников она напала? Напала, Без намерения убить, правда, так ее ни в чем таком и не винят. Что в городе за такое полагается? Ты бы уже дерьмо качал четыре месяца, а девки мне на расправу попадают. Магию она применяла? Свидетели говорят, что применяла. В драке, то есть не насморк лечила и не фокусы детишкам показывала. Что за это полагается? Сто золотых штрафа, если попалась в первый раз. Но денег у нее нет, это я уже выяснила. Что в ином случае? Опять пороть полагается. Все вместе выходит на двести горячих, да в два захода, но я ей, по доброте своей, в два раза дозу уменьшу. Что еще? Где я не права?
– Анфис, кругом ты права, но… и кругом неправа.
– Я поднял руки в защитном жесте, упреждая ответную гневную речь.
– Вообще неправа даже. Ты ведь дар мой знаешь, верно?
– Силу чуять? Знаю, - кивнула она.
Про эту мою способность, в отличие от умения ловить взгляды, знали многие. И многие ей доверяли. На это я и рассчитывал.
– Вот я и почуял. Девчонка не первая к Силе прибегла: начал тот колдун, что в портал ушел. Причем с такой силой, что она с перепугу света белого невзвидела, - чуть усилил я свои собственные впечатления.
– А люди говорят, что колдун только щит поставил, а потом в портал ушел, - отрицательно покачала головой Анфиса.
– Все видели.
– Все видели, да не все чуяли, - возразил я.
– Первое заклятие от колдуна пошло через того громилу, которому я башку разнес. Он под управлением был. Колдун его на девку спустил - отбивайся, мол, милая, а сам в портал ушел.
Анфиса задумалась. Затем спросила:
– На Правдолюбе поклянешься?
– Поклянусь.
Тут я душой не покривил. Может, я чуток и приукрасил, но от правды не отступил. А Правдолюб… Тут дело такое: если клянешься на этом красном камне, но умышленно лжешь при этом, то руку, что на нем лежит, по запястье сожжет мгновенно. Поэтому такое свидетельство в расчет принимается со всей серьезностью. Другое дело, что ежели человек не врет, а заблуждается, то и Правдолюб его не тронет.
– Все равно ее отпустить нельзя, - помотала головой Анфиса.
– Урядников никто ей не спишет. Оба потом к лекарю ходили. Сто горячих - и пусть гуляет.
– Анфис, да она испугана так была, что не то что урядников, она бы отца родного не разглядела! Ты сама понимаешь, как оно бывает в драке. Кулаками машешь, а тут кто-то прямо под руку. Ну и дашь в зубы, не разглядев. Дело житейское.
Анфиса вздохнула, как будто подчеркивая, как же ей трудно общаться со мной, непонятливым.
– Это твои зубы - дело житейское, а урядничьи зубы под охраной закона, - сказала она с расстановкой.
– Дашь мне в зубы, не разглядев, - пойдешь дерьмо откачивать. На четыре месяца. Протоколы есть. Отпускать нельзя. Можно или судить, или под мою ответственность отдать.
Анфиса зачем-то заглянула под стол, затем выдвинула и задвинула обратно один из его ящиков. Потом разозлилась непонятно на кого.
– Да не развалится она от одной порки!
– заявила.
– У нас такие каждую неделю через «баньку» проходят, и никто не помирает. Эта молодая, зверствовать над ней не будем - так, выдерем для острастки. Вон половина бордельных девиц уже там побывала.
С этими словами она махнула рукой куда-то в сторону Берега. Тут уже я вздохнул, сетуя на Анфисину непонятливость:
– Анфис… не мешай ты контингент свой бардачный с обычной девчонкой. Привыкла всех одним аршином мерить, понимаешь… Не видно разве, что она не из таких? Те все больше из аборигенов, у них розги - вариант нормы, сама знаешь, какие законы в их государствах. Им плюнь в глаза - все божья роса, а эта, не дай бог, еще руки на себя наложит. Она же из пришлых, сама видишь. Лучше уж оштрафуй ее, это же в твоей власти. Так?
– Нет у нее денег, - заявила Анфиса, вздохнув.
– Сколько, сотня штрафа?
– Сто пятьдесят, - покачала она головой.
– Могу скостить половину штрафа за урядников и половину за колдовство. Так что сто пятьдесят, а было бы триста.
– Я заплачу, - сказал я и сам обалдел.
Я и сам не понял - как у меня такое вырвалось? У меня всех денег свободных сейчас как раз сто пятьдесят золотом, ну еще рублей пять - семь сверху. Даже на пиво и бензин до Серых гор теперь не хватит. Что это со мной? На жалость пробило? Так это точно не про меня…
– А тебе-то зачем?
– не меньше моего поразилась Анфиса.
Я задумался. Все же что-то здесь не так… Не зря мне интуиция подсказывает, что надо девчонку выручать… И не жалость тут главное: я вообще не жалостливый. Хотя девчонка молодая совсем, все-таки жалко. Симпатичная…
– Если честно, то не знаю, - ответил я.
– Считай капризом, и все такое. Закон ведь не нарушаем?
– Нет, ни капли, - покачала она головой, подумала секунду и кивнула: - Хорошо. Когда деньги внесешь?
– На Правдолюбе-то надо клясться?
– изъявил я готовность.
– Нет. Я тебе верю. Говори: когда деньги привезешь?
– Хоть сейчас.
– До завтра терпит. Все равно Степана нет, а отдавать их ему надо. Пошли к твоей добыче, - вздохнула Анфиса и встала из-за стола.
– Сейчас отпускаешь?
– удивился я.
– А чего тогда ее держать? Напугаю только, чтобы совсем жизнь малиной не казалась, и отпущу.
Она встала со стола, и я, схватив ее за плечи, дважды быстро поцеловал в щеки, после чего увернулся от оплеухи:
– Милосердная ты моя!