Похождения Бамбоша
Шрифт:
Когда его отыскали час спустя, он, скорчившись, сидел на том же месте, из носа хлестала черная кровь, в глазах и ушах уже откладывали личинки мухи. Его сдвинули. Через десять минут он умер.
А вот что приключилось с чиновником службы внутреннего порядка, работавшим в своем кабинете при плотно закрытых ставнях.
Дневальный, дежуривший в коридоре, услыхал шум и стоны. Он открыл дверь и увидел, что чиновник, не в силах вымолвить ни одного членораздельного слова, бьется на полу. Все переполошились, сразу же прибежал врач и, оказав первую помощь, стал доискиваться причины болезни, столь внезапно поразившей чиновника. И вскоре ее обнаружил.
На полированном письменном столе виден был солнечный зайчик размером с монетку в двадцать су. Луч, проникая через круглое отверстие в ставне, падал потерпевшему на затылок. Когда несчастный почувствовал жжение, было уже поздно — началась гиперемия [81] . Три недели он находился между жизнью и смертью и выздоровел чудом…
Однако за пределами спящего города жизнь шла своим чередом. Вдоль русла узкого, глубоко ушедшего в отвесные берега, почти пересохшего ручья медленно двигались доведенные до изнеможения люди. Несколько барок, напоминающих по форме лодки аннамитов [82] , застряли на илистых мелях. Тысячи и тысячи москитов, жужжа, тучами роились над людьми, впиваясь в потную кожу.
81
Гиперемия — местное полнокровие, вызываемое либо притоком артериальной крови, либо затрудненным оттоком венозной крови; сопутствует всякому воспалению.
82
Аннамиты — устаревшее название вьетнамцев.
Над болотом витал гнилостный запах, смрадный оттого, что пресная вода смешивалась с соленой.
Обливаясь едким потом, наголо обритые люди в грубых соломенных шляпах, стоя по пояс в вязкой тине, трудились над расчисткой и укреплением берегов канала.
Времени было в обрез. Работу надлежало закончить до начала прилива: близилось весеннее равноденствие, и воды океана, хлынув на прибрежные земли, принесли бы неисчислимые несчастья.
Трудились молча. Жесты у рабочих были медленные, вялые, лица осунулись, губы отвыкли улыбаться. Одеты все были одинаково — в короткие коричневато-серые блузы из грубой ткани. Внизу на блузе значился порядковый номер, на спине — жирно написанные буквы А и Р, разделенные якорем.
Штаны были из той же парусины, что и блузы, на ногах — тяжелые сабо [83] , брошенные на время работы на берегу.
Было их человек пятьдесят, по двадцать пять в каждой команде. Надзирал за ними человек в белом шлеме, с двойными серебряными нашивками на рукаве, как у сержантов артиллерийских частей. Его могучий стан был перетянут ремнем из сыромятной кожи с расстегнутой кобурой, из которой выглядывала рукоятка револьвера.
Спящий городок с деревянными домиками, назывался Кайенной.
83
Са6о — деревянный башмак французских крестьян.
Человек с револьвером был военным надсмотрщиком.
Люди, барахтавшиеся в грязи, потевшие, звучными хлопками ладоней убивавшие на своем теле досаждавших им москитов, словом, работавшие на смертельном солнцепеке, были каторжниками.
Надсмотрщик, взглянув на часы, скомандовал:
— Перерыв!
Заключенные, копошившиеся в канале, выбрались на берег. Пот, вода, ил стекали с них ручьями. Их товарищи, разгружавшие шаланду со стройматериалами, присоединились к ним.
Они валились наземь, как изнуренные работой животные; ни слова не слетало с бескровных губ, иногда лишь тяжкий вздох со свистом вырывался из груди.
Правила требовали соблюдать полное молчание.
Запрещалось разговаривать и во время работы, и во время перерыва.
Но охранник был славным малым, он предпочитал не замечать, что уже через пять минут то тут, то там раздавался шепоток.
Курение табака тоже было строжайше запрещено, но охранник охотно закрывал глаза на набитые жвачкой щеки и смачные плевки, убедительно свидетельствовавшие, что каторжники балуются жевательным табаком.
Толпа работяг на две трети состояла из белых людей. Одну треть составляли негры и арабы [84] . Почти у всех негров и мулатов [85] были веселые добродушные рожи, скалящиеся всегда и при любых условиях. На лицах арабов читались истинно мусульманская покорность и фатализм.
84
Довольно-таки странное утверждение автора, потому что арабы бесспорно относятся к белой расе.
85
Мулат — потомок от смешанного брака белых и негров.
Большинство же белых лиц заставляло содрогнуться — это были физиономии висельников, хорошо знакомые завсегдатаям судебных слушаний и ставшие на каторге еще более отталкивающими.
Они сидели на берегу канала Лосса, близ моста Мадлен, затерянные посреди безлюдных, заболоченных пространств…
Вооруженные лопатами, заступами, кирками, мотыгами, они могли действовать беспрепятственно — их сторожил всего один беззащитный надсмотрщик, стоявший в десяти шагах от них, ничего не опасаясь…
Он не успел бы вытащить револьвер, не успел бы выстрелить, захоти они все скопом накинуться на него, связать по рукам и ногам, придушить. А там — свобода! Беги куда хочешь через дремучие леса, через заросли гигантских трав, через непролазные топи.
И все-таки они не двигались с места, не жаловались, лишь безропотно выполняли приказ, делали непосильную для человека работу.
Побег! Свобода передвигаться по необозримым просторам — мечта заключенного, навязчивая идея, преследующая его и днем, и ночью, и каждый миг заточения!..
Но отверженные знали: такая иллюзорная свобода — хуже неволи, хуже каторги, хуже принудительных работ, наконец!
Но вот истекли последние минуты отдыха. Через несколько мгновений придет время подменить товарищей, шлепающих по грязи, хлюпающих в иле, отряхивающихся от тины, как разыгравшиеся кайманы.
Но тут со стороны моря раздался знакомый звук, встреченный всеобщим вздохом облегчения.
— Начинается прилив! — шепнул один из галерников. — На сегодня работа закончена!
— Молчать! — заорал надсмотрщик.
— Ну и слух у этого бугая!
— Номер сто! Урезана пайка тростниковой водки!
— Боже правый!..
— Лишить кофе!
Номер сотый побледнел под слоем тропического загара и прошептал про себя:
— Ах ты, гад!.. Попадешься мне — своих не узнаешь. Внимание заключенных привлекла девочка.
Совсем юная, лет двенадцати — пора расцвета в странах Юга, гибкая, как лиана, она шла вдоль дороги, грациозно покачивая бедрами, — у взрослых негритянок такая походка часто выглядит фривольной и непристойной.
Девчушка действительно была черномазенькая, но сложена великолепно — nigra sed Formosa [86] , — голову ее украшал кокетливый мадрас [87] , стройное тело облегала полосатая, голубая с розовым, камиса [88] .
86
Чернокожая, но красивая (лат.).
87
Мадрас — шейный платок, или косынка, изготовленный из разноцветного хлопка; в основном подобные изделия производились в Индии, в том числе — в городе Мадрасе.
88
Камиса (порт.) — рубашка, сорочка.