Похождения Хаджи–Бабы из Исфагана
Шрифт:
Я прибыл с моим отрядом в Эривань за несколько дней до появления корпуса. Сардар, после нападения на Гевмишлю, отступил было в эту крепость и ожидал подкрепления конницею, которую вёл к нему мой начальник. Наследник престола, правительствовавший в Азербайджанской области, двинулся с целым войском к Гяндже, [88] которую русские незадолго перед тем заняли, и не мог уделить ему никакой вооружённой силы.
При первом совещании Намард-хана положено было послать немедленно разъезд и лазутчиков, для собрания сведений о движениях русской армии. Приведение в исполнение этого определения было поручено мне. Главноуправляюший по части благочиния нарядил со мною двадцать человек
88
Наследник престола …двинулся с целым войском, – Речь идёт о сыне шаха, наследном принце Аббас-мирзе (1789—1833), генерал-губернаторе Азербайджана. Аббас-мирза славился как выдающийся полководец, который произвёл реорганизацию армии, что не мешало ему терпеть поражения.
Мы собрались на закате солнца и выступили в путь, когда муэдзины возвестили с минаретов время вечерней молитвы. Оставив влеве Эчмиадзин, место пребывания армянского патриарха, мы направили путь к деревне Аждарак и прибыли к мосту, ведущему в неё, когда едва начинало брезжиться. Мост скрывался ещё в непроницаемой тени, которую с двух сторон бросали на него крутые скалистые берега реки; но деревня, построенная на противоположном возвышении, была уже довольна освещена сиянием зари, и домы поселян отсвечивались от чёрных утёсов, между которыми они были рассеяны. Огромная развалина армянской церкви, дивной постройки, пестрела в самой мрачной части этой дикой и ясной картины, сообщая ей что-то великолепное, тогда как река с шумом разражала волны свои в тёмном и неровном русле. Спускаясь к реке, мы услышали пение петухов и вслед за тем лай собак, встревоженных отголоском топоту наших коней по каменным сводам мосту. Взоры наши были устремлены на деревенские домишки. Вдруг один из моих ратников приостановил лошадь и вскричал:
– О Али! Что это? Посмотрите на развалину, там шевелится нечто белое.
– Да, правда, – отвечал другой. – Вижу, вижу! Это гуль. Теперь самый час, когда они появляются и ищут трупов. Взгляните хорошенько: он пожирает человека.
Я также видел какой-то белый предмет, движущийся у развалины, но не мог определить его. Обрадованные открытием чуда, мы остановились на мосту и пучили глаза со страхом. Одни призывали предстательство Али; другие предавали себя покрову Хусейна; иные превозносили имена пророка и двенадцати имамов. Каждый предлагал различный способ заклинания призраков, но никто не смел двинуться вперёд.
– Развяжите поскорее учкуры у шаровар! – кричал один пожилой иракец. – Мы всегда так делаем с гулями в Исфаганской пустыне, и они тотчас пропадают.
– Это не поможет, – возразил молодой делихан, – надобно иметь с собою хвост лисицы, и только не бояться, тогда гуль ничего вам не сделает.
Но между тем, как мы, полушутя, полусерьёзно, рассуждали на мосту, рассвело совершенно, и призрак исчез. Мы взъехали на берег, и наш храбрый делихан, пришпорив коня стременами, поскакал на гору к опустелой церкви, искать исчезнувшего гуля. Он вскоре воротился к нам с известием, что мы напрасно испугались, потому что это не чёрт, а просто молодая женщина в белом покрывале, которая, по-видимому, прячется в развалинах со своим любовником.
Исполненный усердия к благочинию и новой моей должности лазутчика, я признал необходимым исследовать эту тайну, взял с собою пять человек лучших ратников и лично отправился к церкви, а разъезду приказал дожидаться у мосту. Это могли быть неприятельские любовники.
Объехав угол развалины, мы нашли виновников нашего недоумения. Женщина, казавшаяся больною, лежала на земле под обрушившеюся аркою. Молодой мужчина заботливо поддерживал её голову и старался доставлять ей облегчение. Лицо её, отчасти обнажённое и подёрнутое бледностью, являло черты прелестнейшие. Он также был один из статнейших юношей, каких когда-нибудь случилось мне видеть, и мог служить образцом силы, ловкости и подлинно мужской красоты. Он был одет по-грузински, с длинным ножом на бедре; ружьё его стояло у стены. На белом как снег покрывале её видны были пятна крови. Испуг их, унылый вид юноши и страдания милой его подруги исполнили меня невольной горести. Я долго смотрел на них с удивлением и жалостью, пока решился прервать молчание.
– Что вы тут делаете? – спросил я их наконец. – Что Это за женщина и по какому поводу прячетесь вы в развалинах?
– Мы странники: это моя жена, – отвечал молодой человек. – Куда же нам деваться?
– Вы могли отыскать ночлег себе в деревне, если бы не были люди подозрительные, – возразил я. – Что значит эта кровь на её покрывале?
– Она упала в овраг и ушиблась. Мы бедные люди – мы никто! Сжальтесь и пощадите нас. Вы не сардарские ли? – промолвил он, поглядывая на меня с приметным беспокойством.
Я покрутил усы и, чтобы придать себе весу, сказал:
– Я не знаю вашего сардара! Я слуга начальника моего, насакчи-баши, который, по милости пророка, важнее десятерых сардаров. Говорите тотчас, кто вы такие?
Я приметил, что лицо молодого человека вдруг прояснилось радостью. Оставив свою подругу, он подбежал ко мне, схватил за полу и с жаром закричал:
– Будьте же нашим спасителем! Я ищу у вас покровительства. Я бедный армянин из Гевмишлю. Сардар, последним нападением, разорил нашу деревню, и мы остались без приюту. Слава богу, что вы не сардарские! Сжальтесь над нашим несчастием и, если в вас есть душа и сердце, не передавайте нас в руки нашим злодеям. История наша длинна и печальна: я расскажу вам её впоследствии, но теперь эта несчастная требует скорейшего пособия. Она жестоко изранила себе всё тело; со всем тем, отдых и спокойствие могут ещё возвратить ей силы. Если вы человек и мусульманин, то не откажите нам в защите.
Это воззвание к моим чувствам было почти излишнее. Приятная наружность юноши и жалкое состояние его супруги, которой лицо напоминало мне Зейнаб, возбудили во мне живейшее участие. Я рассеял его опасения и сказал, что всего прежде приищем удобное помещение для больной, а потом, когда подробно узнаю его историю, решу, что с ним самим делать.
Она ничего не говорила и только тщательно подбирала вокруг себя покрывало, обнаруживая страдания свои тяжёлыми вздохами и стоном. Я приказал одному из моих ратников спешиться и больную посадить на его коня. Таким образом перевезли мы её в деревню, где я избрал для неё лучший дом, которого хозяин казался притом человеком добрым и сострадательным. Я поручил ему иметь об той несчастной величайшее попечение; деревенская лекарка взялась лечить её раны. Жители Аждарака, подобно моим пленникам, были армяне. Поэтому они тотчас поняли друг друга, и больная красавица никогда не могла бы достаться в лучшие руки.
Узнав, что кочующие поколения, на припасы которых мы полагали надежду, удалились с высот Аберана, по причине опасности от военных действий, я решился провесть день в Аждараке и отправиться далее по уменьшении солнечного зною. Люди мои рассеялись по дворам: некоторые поселились под мостом, привязав лошадей так, чтобы они могли есть траву; двое заняли мельницу, а я разостлал ковёр свой в беседке, построенной на высоком утесе, откуда мог видеть как деревню, так и приезжающих к нам от русской границы.
Уснув часа два в этом месте, я послал за моим пленником, разделил с ним скромный завтрак, приготовленный добрыми поселянами, в котором мы оба чувствовали крайнюю нужду, обласкал его и велел рассказать мне его похождения. Я внушил ему, что если только он будет говорить правду и удовлетворительно объяснит мне причину своего укрывательства в развалинах, то может надеяться на моё покровительство. Он поклялся святым Георгием, что лгать передо мною не будет, и начал повествование следующим образом.