Похождения иркутского бича Марка Парашкина
Шрифт:
.
Глава пятая Старый большевик. Студент и Ширинка.
Якутск-город русской славы. КПЗ и генералы.
В самолет лезли как в пригородный автобус, видно по привычке. Половина пассажиров летела в экспедицию. Отряд разместился удачно, заняли шесть задних кресел в первом салоне. Таксатор Хомич сел через проход, чтобы не выпускать компанию из вида. Как только стюардесса раздала леденцы, парни, бывшие с Хомичом и успевшие раскрутить его на две бутылки водки, достали свою добычу. После того как выпили обе бутылки, начали знакомиться.
– Николай Драбкин, – представился один из парней, –
Второй, Вовка Абрамцев, оказался студентом УЛТИ в академическом отпуске.
– Нахватал хвостов по зачетам и два экзамена провалил. Пришлось косить под психа, чтобы «академ» получить. Родители достали - на работу гонят, вот я и рванул с Венькой в тайгу. Мы с ним скорешились, когда в ансамбле играли. Он ритм шкрябал, а я на басе давил.
Мужик с расстегнутой ширинкой после водки сразу уснул и остался «Ширинкой». Венька Хомич пытался через просветы в облаках разглядеть землю, но с высоты десять верст пейзаж выглядел неубедительно, как на истертой топокарте. На цветных аэрофотоснимках, с которыми ему пришлось работать последние две недели, якутская тайга смотрелась привлекательнее. Хотя называть тайгой местность, где лес занимал от силы половину площади, а остальное луга и озера.… Впрочем, стоит сперва посмотреть на месте, а потом выводы.
Якутск был основан в 1832 году русскими казаками. Через восемь лет здесь появился первый воевода Головин. И началась цивилизация. Якутский городок переделали в якутский острог. Особо знаменитых здесь, впрочем, не сидело. Во времена Гражданской войны Якутия чуть было не стала независимой. Помешал анархист Каландарашвили. В устном творчестве якутов сохранились о нем восторженные воспоминания: «Ох, шибко нас бил!». Официально увековечен памятниками и бюстами.
Якуты пришли в эти места лет на 600 раньше русских, но совместно с русскими сумели колонизировать 10% территории, остальные 90% - девственная тайга, по которой кое-где кочуют аборигены здешних мест эвенки, или тунгусы как их звали раньше. Якутский язык – тюркский, подпорченный монголами. Впрочем, татарин или узбек прекрасно понимают якута, если тот говорит на русском. Даже без переводчика. Забавно выглядят книги на якутском: буквы русские, но ни черта не поймешь. Еще забавнее они смотрелись в 30-е годы, когда печатались латинским шрифтом. Вот, должно быть, полиглоты ломали головы, что это за европейский язык без германских и романских корней.
И все-таки, Якутск - город русский. В этом Хомич убедился в аэропорту, когда при сдаче вещей в камеру хранения недосчитался одного рюкзака. Самого ценного, с его точки зрения, с его собственными вещами. Нет бы, украли рацию – через час милиция подобрала бы ее где-нибудь на пустыре. С КГБ бичи связываться, в каком бы ни были подпитии, не станут. А вещи ищи-свищи, как ему объяснил аэропортовский милиционер. У милиции дел навалило невпроворот. Нужно было отсортировать «бичей в законе», т.е. тех, кто приехали с экспедицией и проследить, чтобы все уехали в Маган – местный аэродром, от тех, кого надо было отправить в КПЗ. Операцию проводили просто: подходили к какой-нибудь группе и если те называли себя лесоустроителями, требовали показать начальника отряда. Если тот признавал бичей за своих - оставляли в покое. Примазавшихся толкали в воронок и везли в предвариловку. Этой облавой и решил воспользоваться Марк. Опохмелившись и отойдя от утреннего дурмана, он уже жалел, что уехал из привычного и уютного Иркутска. Лететь вертолетом куда- то к черту на кулички в его планы не входило. Хотя сидеть две недели в КПЗ, пока милиция проверяет, не в розыске ли он, тоже не мед, но все же лучше. Отбившись от своих, он сунулся в очередную «облаву» и понес милиционерам такую чушь, что тут же оказался в «воронке». В камере, куда его заточили, никого не было. Марк вольготно улегся на бетонную лавку и безмятежно заснул. Разбудил его шум скандала. В камеру ввели двух мужиков в энцефалитных костюмах, совершенно непоношенных. Мужики виртуозно матерились, хотя и были в бешенстве. Подождав пока ярость, не поутихнет, Марк освободил место на скамье и вежливо поинтересовался:
– Из иркутской экспедиции?
– Оттуда…
– А ты, чей будешь? Кто, таксатор? Хомич, а….это тот, молодой. Ну, ничего, сейчас они нас, кланяясь и извиняясь, до самого Магана довезут. Я им покажу, как генералов в кутузку сажать.
В комнате дежурного сержант, доставивший задержанных, объяснял лейтенанту:
– Еду вдоль берега, гляжу, два бича сидят на траве, пьют, а рядом портфель из крокодиловой кожи. Я сразу сообразил - украли. Велел документы предъявить, а они меня послали. Кричат: депутат, генерал. Я и привез их сюда, разобраться.
Лейтенант, рывшийся в портфеле, вдруг побледнел. В руках его блестело золотыми буквами удостоверение депутата Верховного Совета Якутской АССР.
– Никифорыч, идиот, ты же на самом деле депутата, и еще бог знает какую шишку задержал. Надо звонить начальнику отделения, тут нашими извинениями не отделаешься.
Выход задержанных на свободу напоминал парад войск в честь профессионального праздника. Весь наличный состав отделения милиции выстроился в коридоре, во главе с начальником, толстеньким майором. Майор величал задержанных Геннадием Ивановичем и Иваном Васильевичем, и витиевато извинялся. Геннадий Иванович резко забрал у майора свой портфель и процедил одно слово: «Машину!». Сержант резво бросился на улицу. Увидев, что лейтенант пытается оттереть Марка Парашкина обратно в камеру,депутат сказал:
– Это наш, – и все двинулись наружу.
В машине Геннадий Иванович, оказавшийся начальником якутской экспедиции, и Иван Васильевич, начальник иркутского лесоустроительного предприятия, достали недопитый коньяк. Выпили сами, плеснули Марку, посмеялись над инцидентом и через двадцать минут сдали Парашкина в Магане на руки к Хомичу. К несчастью Марк попал к самой посадке на вертолет. Хомич, измотанный общением с пьяными бичами, молча взял из кучи рюкзак, сунул Марку и толкнул его к вертолету.
Глава шестая.
Улахан – кюль.
Белая ночь и одеколон.
Вертолет выбросил их в маленькой деревушкеУлахан-Кюль, как им объяснил мальчишка-провожатый, означающей Большое озеро. Магазинчик, больше похожий на факторию времен Джека Лондона, чуть было не разочаровал их. В деревне местные власти установили сухой закон. Но продавец, которому хотелось самому пообщаться с приезжими, выказал недюжие познания в казуистике. Он сказал, что местные законы для приезжих не применимы и вытащил из чулана три бутылки спирта. Бичи расцвели. Спирт ценой 10 рублей 40 копеек бутылка- предел роскоши. Закуску, кроме хлеба, брать не стали. Хомич, объяснил, что продукты на весь сезон закинули еще в феврале, оставив у местного жителя Афанасьева Никифора Андриановича. Продавец тут же вызвался проводить их к старику Афанасьеву. Закрыл магазин на замок, довольно хлипкий на вид.
– Хороший замок я деду Никифору отдал, чтобы ваши вещи закрыл, – объяснил он.
Оказалось, что привезший таборное имущество начальник, заключил со стариком Никифором Андриановичем договор об охране имущества. Никифор Андрианович по-русски не говорил, и объясняться пришлось через племянника. Поняв, что юридические тонкости договора старику объяснять бестолку, начальник сказал:
– Да закройте это барахло на замок, а прилетит экспедиция, отдадите им все, – и улетел.
А для Афанасьева наступили хлопотные дни. Замка у него не было. В деревне ни у кого тоже. В магазин их никогда не завозили, как не пользующиеся спросом. Ехать в районный центр Чурапчу 85-ти летнему старику не хотелось.