Похождения Синдбада-Морехода
Шрифт:
Быть может, думал я, это мои последние часы. Но несмотря на неизвестность, в которой я перебывал, и жажду, томившую меня, то, что предстало перед глазами, исполнило меня благоговения перед великой милостью Создателя, ибо подобных красот, величественных в своем совершенстве, не видел доселе ни один правоверный. А может быть, и видел, но не понял, какая милость Творца ему оказана.
Этой ночью я уже не призывал Аллаха, а лишь молился о том, чтобы дожить до того дня, когда смогу я найти земли, обитаемые человеком, дабы рассказать об озарении, что снизошло на меня этой звездной ночью.
И услышаны были мои молитвы. Не успело еще солнце подняться
Почти теряя сознание, выбрался я на песок. Ноги мои отекли, руки и лицо были опалены солнцем. Меня терзала жестокая жажда. Силы покинули меня, и, безмолвный и недвижимый, пролежал я почти сутки до нового восхода. И был я так неблагодарен, что не вознес молитвы Всевышнему, а лишь мечтал о воде и покое.
Вновь надо мной взошло солнце. Лучи его были горячи и безжалостны. Они погнали меня в глубь острова. Искал я и воды, и тени, и пристанища, дабы обдумать, что же делать дальше. Временами я то полз, то шел; след мой напоминал более след улитки, чем человеческий. И вот нашел я ручей. Вода была сладка и холодна. Она придала мне сил оглянуться по сторонам. И увидел я растущие вокруг деревья, а на них спелые плоды. И уже вкушая первый из них, подумал я, что этот остров наверняка не рыбина-чудовище: и скалы и деревья нам не встречались на том предательском островке.
Плоды подкрепили меня, вода освежила. Теперь я мог начать исследовать то пристанище, куда забросила меня судьба.
Прекрасны были берега, и земли, и виды вокруг. Я осторожно шел, опасаясь диких зверей. (Хотя, говоря по чести, опасаться-то надо было не зверей, а самого страшного из них – себе подобного, человека. Ибо нет ничего страшнее зверя, скрывающегося за человеческой личиной.)
Остров казался тихим и безлюдным. Утро сменилось полуднем, а за ним пришел и вечер, но я никого не находил.
Ноги мои передвигались все тяжелее, я начал искать пристанище для ночлега и осматривался по сторонам. На горизонте высились горы, а у их подножья темнели леса. Прозрачный воздух позволял разглядеть все до листика на дереве. И привиделось мне, что где-то там, у кромки леса, созданные рукой человека, стоят дома. Быть может, это был мираж. Хотя откуда взяться миражу на прекрасном щедром зеленом острове? Я решил найти пристанище на ночь, а утром попытаться добраться до тех построек. Даже если они покинуты, то это будет мне лучшим приютом, чем опушка леса или шалаш из ветвей.
И вот, как раз тогда, когда я, смирившийся со своей участью, стал подыскивать небольшую площадку, чтобы попытаться устроиться на ночлег, я заметил что-то живое и огромное.
Страха не было в моей душе, а только любопытство. Ибо откуда взяться страху, когда радуешься всему, что избавляет от одиночества и безвестности?
Это оказался конь. Вернее, кобыла. Невиданной мною доселе породы – изумительно красивая, с точеными высокими ногами, горячими глазами и невероятно высокая. Она нетерпеливо заржала, увидев меня, и начала бить копытом, но с места не сходила. Удивившись такому странному поведению, я подошел ближе и увидел, что красавица-лошадь привязана. Значит, где-то здесь есть и человек. Ибо только человеку может прийти в голову остановить бег прекрасного животного.
Я сделал еще несколько шагов в сторону кобылы и услышал рассерженный шепот, идущий от самой земли. Но говорил со мной не дух острова. Это был бородатый человек, который спрятался в кутах и старался быть как можно более незаметным:
– Ты не можешь идти тише, незнакомец?
Невольно я сдержал шаг, стал почти красться. Но недовольный наблюдатель не унимался:
– Да не топай ногами! Лучше подползи ко мне ближе! Видишь же: еще мгновение, и она испугается!
Я послушно опустился на землю и, стараясь двигаться бесшумно, подполз к недовольному бородачу.
– Кто ты? И что делаешь здесь, на заповедных землях нашего повелителя, царя аль-Михрджана? – спросил тот.
– Я Синдбад-купец. Страшное несчастье в один миг сделало меня из богатого бедным, из счастливого несчастным, из жителя щедрого и роскошного Багдада потерявшимся путешественником…
Я вынужден был замолчать, ибо ладонь человека, сидевшего в засаде, зажала мне рот. Сердитый голос прошипел:
– Говори потише, а лучше прошепчи мне все это на ухо… Наши кони так боятся громкого голоса, тем более сейчас, когда должны из пучины прийти их суженые – морские крылатые кони, счастье и богатство нашего острова и царя аль-Михрджана, да продлит Аллах всемогущий его годы!
И тогда вполголоса, вернее, полушепотом, я поведал бородачу свою историю от того дня, как решил сделаться странником, и до того мига, как, смирившийся, собрался искать хоть какого-то убежища на ночь.
– Повесть твоя печальна, Синдбад-чужестранец! Знай же: ты попал на остров царя аль-Михрджана, владыки самого богатого в мире конного царства и самых прекрасных в мире коней! А я Джафар – первый конюх его Восточной конюшни!
Я поклонился, приветствуя Джафара. (Хотя кланяться лежа на земле было совсем неудобно – но разве неудобство остановит правоверного, чтобы пожелать здоровья и процветания ближнему?)
– Теперь нам надо затаиться, Синдбад-чужеземец! Вот-вот из моря должны появиться крылатые кони. Их мы и ждем. Видишь, красавица Алхас привязана! Сегодня она должна понести от морского коня. А когда родится жеребенок, станет он дороже целого мешка золота, ибо крылатые кони царя аль-Михрджана уже от момента рождения предназначены самым могущественным магам подлунного мира…
– А скажи мне, о Джафар, Алхас единственная ждет сейчас коня морского?
– Ну что ты, чужеземец, – улыбка конюха в полутьме была чуточку насмешливой. – Хороши б мы были, если б у нас была только одна кобыла-невеста! Сейчас по всему берегу привязаны наши красавицы, которые ждут своих мужей. Ведь крылатые морские кони привязываются на всю жизнь, а соединившись, становятся парой до самого дня смерти. Когда жеребец удовлетворяет свое желание, он всегда стремится увести за собой кобылу. И только крепкие веревки не дают ему сделать этого. Знал бы ты, как страшно кричат они тогда, когда приходит миг расставания! Их зовет в пучину безжалостная судьба. И только знание, или, быть может, надежда на встречу через год не дает прекрасным морским крылатым коням и нашим кобылам замертво упасть на месте. Так продолжается из года в год уже не одно столетие, а когда рождаются жеребята, происходит еще одно чудо – жеребчики, едва родившись, взмывают в небо. А там, словно точно зная этот час, кружат их отцы… И только кобылки и их матери остаются с нами…