Шрифт:
Издательство АЗБУКА®
Предисловие к первому изданию
Переводы знаменитой сатиры Эразма имеются на всех европейских языках. Около двадцати лет тому назад она была переведена и на русский язык, со значительными, впрочем, пропусками, профессором А. И. Кирпичниковым. Перевод этот, однако, уже давно вышел из продажи и сделался библиографической редкостью. Полагаю, что литературное произведение, выдержавшее со времени своего появления в свет более двухсот изданий, заслуживает того, чтобы стать более доступным русской читающей публике. Это соображение побудило меня издать настоящий перевод,
Настоящий перевод может считаться первым полным переводом подлинного текста сатиры Эразма, хотя надо оговориться, что полный перевод этого произведения не может появиться ни на каком современном языке ввиду некоторых деталей, недопустимых в печатном произведении при современных литературных нравах. Вот почему, при всем желании передать полный текст подлинника, переводчику пришлось все-таки выпустить несколько мест, которые, правда, в общей сложности составят не более одной страницы.
Считаю долгом выразить свою благодарность моему предшественнику, первому переводчику на русский язык сатиры Эразма профессору А. И. Кирпичникову, перевод которого во многих случаях значительно облегчил мою задачу. Относясь вполне самостоятельно к этому тексту, я, конечно, не мог не воспользоваться в отдельных случаях тем или другим удачным выражением, которое, как мне казалось, наилучшим образом передает смысл подлинника. Это, впрочем, отнюдь не мешало мне во многих случаях существенным образом расходиться с моим уважаемым собратом, как в понимании текста, так и в способе его передачи на русский язык.
Благодарю также моего уважаемого коллегу профессора М. Н. Крашенинникова, который предупредительно предоставлял к моим услугам свои специальные познания в латинском языке и классических древностях, всякий раз как я обращался к нему за разъяснениями различных трудностей, на которые мне приходилось наталкиваться в тексте.
Павел Ардашев Юрьев, октябрь 1902 г.
Предисловие ко второму изданию
Быстрота, с какой разошлось первое издание моего перевода «Похвалы Глупости», свидетельствует о том, что эта книга явилась желанным гостем в среду русской читающей публики.
Появление в свет первого издания ее обнаружило один совершенно для меня неожиданный факт. Вышедший около двадцати лет тому назад перевод профессора А. И. Кирпичникова я считал библиографической редкостью, так как год тому назад тщетно искал его на книжном рынке. Однако же по выходе в свет моего перевода обнаружилось, что перевод моего почтенного предшественника имелся тогда еще в количестве до 300 экземпляров в складе издателя. Объяснить подобный факт можно лишь тем, что эти 300 экземпляров были основательно припрятаны от глаз читающей публики, которая, очевидно, не преминула бы разобрать их, как разобрала – в течение всего нескольких месяцев – втрое большее количество экземпляров моей книги.
Издатели сплошь да рядом обвиняют публику в том, что «книга туго идет». А всегда ли публика в том виновата?
Приведенный факт дает достаточно материала для разрешения этого вопроса, равно как и для размышления о состоянии у нас книжного дела. Оказывается, что у нас иной раз залежавшееся издание оказывается библиографической редкостью.
Факт, над которым стоило бы подумать не одним лишь книгопродавцам-издателям, но и всем посредникам между печатной книгой и читающей публикой. Неужели же нельзя их настолько сблизить друг с другом, чтобы последняя не искала тщетно первую, а первая не ожидала вотще покупателя… в глубине издательских складов?..
П. А. Юрьев, февраль 1903 г.
Введение
I. О гуманизме
Эпоха перехода от Средневековья к Новому времени отмечена в культурной сфере одним общим фактом, который можно коротко характеризовать в двух словах: пробуждение личности. Личность начинает вырастать из тех многочисленных пеленок, которыми она была опутана в Средние века, и пытается стряхнуть с себя путы, в которых она долго дремала: путы феодальных отношений, корпоративных привилегий, путы религиозного и умственного гнета, гнета традиций и предрассудков. Личность поднимается, выпрямляется во весь свой рост и начинает сама, своими собственными усилиями, своим индивидуальным гением прокладывать себе дорогу в жизни через чащу воздвигнутых вокруг нее средневековым развитием преград, нещадно ломая на своем пути и с ожесточением попирая всякие традиции и условности исторически сложившегося общежития.
Сила пробуждающегося личного начала, индивидуализма, сказывается особенно ярко в новых людях, которые шумно врываются на историческую сцену, бесцеремонно сталкивая с насиженных позиций их традиционных обладателей. Это – люди, которые не получают свою роль, как благоприобретенное наследство от своих отцов и дедов, а сами делают ее, создают ее себе своими собственными руками. Новый человек – это более, чем иной кто-либо, в полном смысле – fortunae suae ipse faber (сам кузнец своего собственного счастья, своей судьбы). Сила и значение нового человека коренятся не в историческом праве, не в незапамятном предании, не в вековой привилегии, не в пожелтевшем от времени пергаменте, а в личных усилиях, в личном труде, в личной энергии, в личном таланте.
Передовая страна в европейском культурном мире в последние столетия Средневековья, Италия была и колыбелью возрождающегося индивидуализма. Именно в Италии встречаемся мы с обоими наиболее выдающимися типами новых людей: это с одной стороны – князья (principi) и кондотьеры, что часто означало одно и то же, с другой – гуманисты. Если первые наиболее полно воплощали в себе начало индивидуализма в политической сфере, то это же начало в сфере культурной находило наиболее совершенное воплощение в лице гуманистов. Итальянский принципат и итальянский гуманизм представляют собой две стороны одного общего факта, или, формулируя иначе, две различные формы проявления одного и того же начала, именно – начала индивидуализма.
Нам нет нужды останавливаться на принципате: в настоящем случае нас интересует лишь гуманизм. Индивидуализм, поскольку он находил себе выражение в гуманизме, характеризовался прежде всего интересом человека к самому себе, к своему внутреннему миру, а во внешнем мире – интересом к людям. Одним словом, интерес ко всему человеческому – вот основная черта гуманистического индивидуализма. Гуманизм (от humanus – человеческий), стало быть, вполне оправдывает свое название.