Поиграй со мной в кошмар!
Шрифт:
– Отстань, ба, – отмахнулся Серёжа. – Где надо, там и наслушался. Я лучше пойду погуляю.
– Нет! Не пойдёшь! – бабушка решительно загородила ему дорогу. – Только что болел, ещё не выздоровел! Посиди дома ещё денек!
– Не хочу…
Но бабушка была настроена решительно. Так что злой Серёжа уселся с ногами на диван и включил телевизор. Но и тут его ждал облом. Телевизор ловил в деревне всего два канала. Один из них сейчас показывал передачу, где показательно судили каких-то приунывших мошенников. А на другом крутили сериал про многочисленную страдающую семью.
– Деревня! – Серёжа выключил телевизор.
Делать было нечего. Эх, как же хотелось домой, в Москву! Уж там он нашёл бы, чем заняться. А тут… «Деревня!» – повторил Серёжа и треснул кулаком по подушке. Его бесило всё: эти подушки, кружевные салфетки, разложенные тут и там, алюминиевый рукомойник вместо привычной раковины с горячей и холодной водой…
Маленький мальчик зенитку нашёл –«Ту-104» в Москву не пришёл!Гуляя кругами по комнате, громко запел Серёжа на мотив революционной песни «Варшавянка». Кажется, бабкиной любимой.
– Серёжа! – укоризненно крикнула из кухни бабушка. – Не смей похабить такую хорошую песню!
– Я не похаблю!
– Похабишь, – твёрдо сказала бабушка. – Спой лучше что-нибудь приличное!
– Не-а!
– Тогда замолчи.
– Ага, щас-с-с…
Серёжа не унимался. Он пел и орал, пока не охрип. Затем умолк и долго слонялся по углам, пытался найти себе занятие. Наконец, он увидел кошку. Вот что он сейчас учудит! Серёжа вырезал из шуршащей обёрточной бумаги четыре квадратика, поймал кошку и примотал бумагу скотчем к каждой её лапе. Поставив кошку на пол, он стал ждать, что будет.
Кошка сделала шаг. Непонятное шуршание под лапами заставило её подскочить. Но как только она приземлилась, всё началось по новой. Бумага зашуршала. Кошка снова подпрыгнула всеми ногами одновременно. Взбрыкивая, как очумевший лунатик, она поскакала в кухню. Серёжа от души захохотал…
Бабушка с причитаниями разматывала несчастную кошку, а Серёжа продолжал петь и веселиться. Стишки и песенки, которых он набрался в лагере, прочно сидели в его голове. Серёже очень хотелось вещать их всему миру громким голосом.
Через полчаса притащилась бабкина подруга Ольга Константиновна. Как Серёжа и предполагал, она тут же бросилась ахать и охать. Что мальчик заболел, что кушает он плохо, выглядит бледно, молока не пьёт, а пить молоко при простуде обязательно нужно, да ещё и непременно с содой и с топлёным салом… Предательская бабушка сразу стала жаловаться Константиновне, что Серёжа её совсем не слушается, кошку обижает, гадости говорит, песни дурацкие орёт. И не успел Серёжа опомниться, как обе бабки принялись его стыдить. Только этого ещё не хватало! Серёжа выскочил из кухни, изо всех сил хлопнув дверью. И слышал, как бабки, тут же забыв о нём, принялись щебетать.
«Ну я вам устрою, – подумал обиженный Серёжа. – Мало не покажется. Ишь, старые галоши, против меня объединились. Я вас достану, попляшете у меня». Он сложил руки кренделем, нахмурился и принялся обдумывать дальнейшие действия.
– Серёжа, иди обедать! – открылась дверь, и в комнате появилась бабушка.
– Иди, голубчик, не серди бабушку! – бабкина подруга вкатилась следом. – Руки не забудь помыть.
Серёжа проигнорировал предложение помыть руки. Он сел за стол, поболтал ложкой в тарелке с густым борщом, приправленным сметаной. Бабки жизнерадостно хлебали борщ, все такие довольные, разрумянившиеся.
Чтобы бабкам жизнь мёдом не казалась, Серёжа тут же запел им про то, как любит он толчёных мух и прочих вкусняшек.
– Фу, что это такое? – сморщилась Ольга Константиновна. – Как не стыдно за столом про мух петь!
…Опарышей печёныхИ сопли мертвецов!Не унимался Серёжа.
– Прекрати! – закричала бабушка. – Или выходи из-за стола! Не порть нам аппетит!
Серёжа, схватив с тарелки кусок колбасы, убежал в комнату, продолжая горлопанить. Он слышал, как от волнения Константиновна опрокинула тарелку борща себе на юбку и взвизгнула. Бабушка бросилась чистить одежду пострадавшей подруги, ошпаренная Константиновна кряхтела и охала.
Отмщённый Серёжа вновь уставился в окно. Дождь, похоже, зарядил навсегда. Не сказать, чтобы гулять сейчас хотелось. Но словно какой-то чертёнок толкал под руку – рвись, рвись на улицу! Зачем? Да бабке назло, вот зачем. Чтоб знала.
Серёжа отыскал куртку, влез в ботинки и направился к выходу. Проходя через комнату, он увидел, что бабушка и её гостья уже чаёвничают.
– Не ходи на улицу! – бросилась к нему бабушка. Вид у неё был несчастный и замученный. Серёже даже стало её жалко.
Но какая жалость может быть на войне – даже на домашней?
– Ну, чего пристала, – буркнул он, вырываясь из бабушкиных рук. – Да я только на крыльце постою.
Бабушка вздохнула. Ольга Константиновна покачала головой, но ничего не сказала. Серёжа вышел на крыльцо. Холодно, промозгло, жуть! Ему пришлось зайти обратно в дом, только чуть-чуть дверь на улицу приоткрыть и высунуть туда нос.
«Да, не фонтан, – подумал Серёжа. – На улицу, и правда, носа не высунешь».
…Стал задыхаться – высунул нос.Добренький дяденька спичку поднёс.Вдруг вспомнилось Серёже, и он усмехнулся, представив, как это все могло бы происходить. А ещё бы смешнее было, если б Константиновна из бочки с бензином нос высовывала…
Серёжа продрог и вернулся домой. Бабульки жевали булочки, пили чай и рассматривали альбом со старыми фотографиями. Оторвавшись от своего занятия, они посмотрели на Серёжу. Тот усмехнулся, деловито показал им язык. Константиновна вздохнула:
– Мы, маленькие, не такие были. Не огрызались со старшими, язык им не показывали.