Поиск-86: Приключения. Фантастика
Шрифт:
Арчев, опять развалившись на постели, не мигая глядел на него.
— Хватит валять ваньку, — сказал раздраженно. — Смотри!
Засунул ладонь под тонкое солдатское одеяло, поперебирал там пальцами и вытянул руку с зажатыми в кулаке пилками. Показал взглядом на окно.
— Вхожу в долю! — не задумываясь выкрикнул Козырь. Стрельнул вороватым взглядом на дверь и, сморщившись, неожиданно засмеялся, словно захрюкал. — Ну и пентюхи, вертухаи липовые. Даже волчок не прорезали!.. — Оборвал смех. — А этому… чистоплюю сопливому, вы ничего не сказали? Гадом буду, заложит!
— Неужто я похож на идиота? — подчеркнуто оскорбился Арчев. — В таком деле нужен опытный, бывалый человек. Такой, как ты. Я рад, что тебя поместили ко мне, — изобразил губами улыбку. — Ростовцев же… — и пренебрежительно отмахнулся ладонью. — Откройся ему, через минуту по лицу Сержа обо всем догадался бы самый тупой надзиратель…
А Ростовцев в это время переминался около кубрика, уныло поглядывая по сторонам. Ему очень не хотелось уходить с палубы: яркий солнечный день, легкий прохладный ветерок, трепавший полотнище алого флага и доносивший с берега слабые запахи хвои, смолы, дымка, копченой рыбы; высокое, светлое, без единого облачка небо, серо-голубая река с рябью мелких волн; суета чекистов, которые, не обращая на пленного внимания, играючи подхватывали и укладывали в штабеля подаваемые из дощаника рогожные кули; пыхтение, покряхтывание, поскрипывание паровой лебедки, поднимавшей над бортом оплетенные веревками бочки и, развернувшись, плавно опускавшей их в квадратный зев трюмного люка, откуда попахивало сыростью, железом, пылью, мышами; громкие окрики, смех, беззлобная перебранка, лязг, стук, всплески воды, визгливый гвалт чаек-халеев — жизнь!
Часовой с забинтованной шеей, в кургузой шинельке, в неумело накрученных обмотках долго возился с замком. Наконец дверь открылась, Матюхин бесцеремонно втолкнул Ростовцева в кубрик.
— Если еще будешь так копаться, получишь внеочередной наряд в кочегарку! — Матюхин погрозил кулаком часовому. — Замок должен открываться — р-раз, и готово! Смотри у меня!
И, громко бухая сапогами, побежал к трапу — туда подплывала и уже разворачивалась бортом шлюпка. Вскинул руку к козырьку, вытянулся, чтобы доложить командиру, который поднимался на палубу, что никаких, мол, происшествий не было, но Фролов опередил:
— Вольно, вольно… Идите занимайтесь делом. — Увидел Еремея, обрадовался. — О, сынок, уже встал на ноги? Молодцом, молодцом… Только не рано ли?
— Я то же самое твержу. Не слушается, — Люся мотнула головой. — Упрямства — на десятерых!
На палубу по трапу поднялся Латышев. Доложил Фролову:
— Погрузка закончена.
— Вам, товарищ Латышев, придется задержаться в Сатарове, — подчеркнуто официально сказал Фролов. — Сейчас главное заготовка, заготовка и еще раз заготовка. А у вас это отлично получается.
— Да при чем тут я? Это Никифора Савельевича заслуга. — Латышев виновато взглянул на Егорушку, который стоял в стороне и с тоской смотрел на поселок. — Никифор Савельич и торговать умел, и с остяками договориться мог. Все тут знали его…
— Никифора Савельевича нет! — жестко напомнил Фролов. — А вы есть!
Латышев опустил голову.
— Не уберегли… Ни одного бойца не потеряли, а старика срезало… — Латышев помолчал. — И сколько я здесь пробуду? — поинтересовался уныло.
— Постараемся сразу же прислать опытного хозяйственника. Если же не удастся… — Фролов покашлял, прочищая горло. — Словом, остаетесь в Сатарове, пока не прибудет смена.
— Бондаря пришлите, — пробурчал Латышев. — Ну и клепки можно. Лишняя не будет. А лучше — бочек… Как же я со здешними жителями объясняться стану? Может, разрешите товарищу Люсе Медведевой остаться со мной? Переводчиком.
— Нельзя! — не задумываясь сказал Фролов. — У товарища Медведевой в городе работы по горло. До свидания.
Натужно взревел гудок. Зашипел паровой брашпиль, запостукивали зубья шестерен, взбурлилась вода вокруг якорной цепи, и цепь медленно — звено за звеном — поползла в клюз.
Латышев скользнул в дощаник; тяжелая лодка, отделившись от парохода, стала неуклюже выруливать носом к берегу. Латышев прочно стоял на корме, размахивал прощально руками. Замахали и ханты на берегу, и чоновцы на пароходе, и Фролов с Люсей, и Антошка. Даже Еремей неуверенно вскинул ладонь. Только Егорушка не шевельнулся — насупился еще больше.
Гребные колеса «Советогора» шевельнулись, погрузили, как бы нехотя, плицы в воду, потом поднатужились, прибавили прыти — поплыли плавно и берег с хантами, и дощаник с гребцами и Латышевым, и поселок с красным флагом над домом деда Никифора; развернулось, осталось за спиной солнце, готовое уже скрыться за деревьями.
— Пойдем, пойдем, чего покажу, — дергая Егорушку, засуетился Антошка. Повернулся к Еремею, выкатил восторженно глаза. — Мынси, Ермейка! Алы нецынгка чиминт тахи энта вулы! [20] Ма-ши-на.
И топоча голыми пятками, бросился к двери в машинное отделение. С трудом открыл ее, исчез в проеме.
— Пошли посмотрим, — Еремей потянул вниз Егорушку.
Екимыч показывал ребятам свое хозяйство, когда на верхней площадке трапа появилась Люся. Всплеснула руками.
20
Пойдем, Ермейка! Такое не часто увидишь! (хант.)
— Я думала, они отсюда смотрят, — топнула по решетке, — а они… Ну-ка быстро подниматься! Ужинать пора. И — спать!
Еремей и Егорушка переглянулись, направились нехотя к трапу — Егорушка медлил потому, что ему было все равно, где быть, куда идти, а Еремей не спешил, чтобы не делать резких движений, не тревожить занывшие опять раны.
— А тебе что, особое приглашение? — крикнула Люся Антошке. — Смотрите, какой вахтенный механик нашелся. А ну — марш в каюту!
Когда шли коридором, ребят остановил Матюхин. Сунув в руки Еремея и Егорушки кружки с кипятком, прикрытые тоненькими ломтиками хлеба, стал отмыкать дверь. Распахнул ее, гаркнул:
— Вечерний кофий, ваши благородия!
Арчев, как всегда в наброшенной на плечи шинели с поднятым воротником, поджидал чай, привалившись плечом к косяку. Оказавшись внезапно глаза в глаза с внуком Ефрема Сатарова, непроизвольно, рывком, выпрямился. Кружка в руке Еремея дрогнула. Подошедший Антошка с любопытством заглянул из-за его плеча в каюту.
Матюхин подхватил соскользнувший кусок хлеба, принял от ребят чай, сунул кружки в руки Арчева. Тот резко обернулся к развалившемуся на постели Козырю, приказал взглядом, слегка мотнув головой назад: смотри!