Шрифт:
ГЛАВА 1
Говорят, что знание — сила. Чем больше знаешь, тем сильнее становишься. Предположим, тебе известны выигрышные номера лотереи. Не угаданы, не приснились, а именно известны. Что ты предпримешь? Кинешься в киоск, отметишь эти номера на билете — и выиграешь.
То
То же самое и с убийством.
Предположим, ты хочешь убить. Одни способы убить человека лучше, другие хуже. Большинство имеет недостатки. Используя свои знания, ты изобретаешь собственный. Идеальный способ убийства.
Джек Ричер сидел за столиком ресторана в нью-йоркском районе Трибека и, глядя на спины двоих парней, прикидывал, достаточно ли просто предупредить или придется переломать им руки.
Тут все решал стихийный закон. Стихийный закон большого города предполагал, что в новый итальянский ресторан вроде этого посетители повалят лишь тогда, когда о нем напишут в ресторанной рубрике «Нью-Йорк таймс» или какая-нибудь знаменитость засветится там два вечера кряду. Но пока заведение пустовало, являясь идеальным местом для мужчины, которому нужно поужинать недалеко от дома подруги, которая задерживается на работе. Стихийный закон большого города также предполагал, что в любое новое заведение рано или поздно заявятся парни вроде этих. Пришлет их некто, желающий получать три сотни в неделю за то, чтобы его мальчики не разнесли заведение бейсбольными битами.
Парни стояли у стойки бара и тихо разговаривали с владельцем — маленьким нервным мужчиной, который пятился от них, пока не уперся задом в ящик кассы. Ричер видел его глаза — в них застыли отчаяние и ужас.
Помещение было просторным, двадцать на двадцать метров, не меньше, с высоким потолком. Возможно, раньше здесь была фабрика. Теперь же в нем разместился итальянский ресторан, в блеклый авангардистский интерьер которого были вложены триста тысяч долларов. Именовался ресторан «Мостро», что, насколько Ричер разбирался в итальянском языке, переводилось как «Монстр». Он не мог понять, к чему оно относится. Ясно, что не к размеру порций. Но готовили тут хорошо и посидеть было приятно. На неискушенный взгляд Ричера, ресторану предстояло войти в моду.
Но этим вечером здесь, кроме Ричера, ужинала всего одна парочка. Мужчина среднего роста, с короткими рыжеватыми волосами и светлыми усами, в светло-коричневом костюме и темненькая худая женщина в юбке и жакете. Обоим было за тридцать. Они почти не разговаривали.
А вот ребята у бара разговаривали, да еще как. Наклонившись над стойкой, они говорили быстро и очень напористо. На обоих были одинаковые черные шерстяные пальто. Ричер видел отражение их лиц в зеркале за бутылками со спиртным. Смуглая кожа, темные глаза. Сирийцы, а может, ливийцы. Парень справа повел рукой. Нетрудно было понять, что он показывает, как сшибает битой бутылки. Владелец ресторана бледнел на глазах.
Парень слева постучал по циферблату наручных часов и пошел к выходу. Напарник последовал за ним. По пути он провел рукой по ближайшему столику и смахнул на пол тарелку. Она разлетелась на кусочки. Рыжий мужчина и темненькая женщина отвели глаза. Парни, задрав подбородки, прошествовали к дверям. Ричер проводил их взглядом. Владелец вышел из-за стойки, встал на колени и принялся собирать осколки.
Ричер подошел к нему:
— Вы в порядке?
Тот пожал плечами и сложил осколки в кучку.
— Когда они вернутся? — спросил он.
— Через час.
— Сколько они хотят?
Владелец горько улыбнулся:
— Для начала мне сделали скидку. Двести долларов в неделю, а когда дела пойдут — четыреста.
— Можно от вас позвонить?
Тот кивнул.
— Знаете какой-нибудь канцелярский магазин, который работает допоздна? — спросил Ричер.
— В двух кварталах, на Бродвее.
Ричер поднял трубку стоявшего на стойке телефона, набрал номер и дождался, когда в полутора километрах от него на сороковом этаже ответил женский голос:
— Алло!
— Привет, Джоди.
— Привет, Ричер. Что нового?
— Ты в ближайшее время освободишься?
Он услышал, как она вздохнула.
— Нет. Это на всю ночь.
— Не переживай. Мне есть чем заняться. А потом, наверное, поеду в Гаррисон.
— Хорошо. Береги себя. Я тебя люблю.
Ричер вернулся к своему столику. Сунув под блюдечко сорок долларов, он натянул пальто и направился к двери.
— Удачи, — пожелал он владельцу ресторана.
Тот рассеянно ему кивнул, а парочка за дальним столиком проводила его взглядом. Ричер поднял воротник и вышел на темную улицу. Он двинулся на восток к Бродвею, где и нашел канцелярский магазин. Купив машинку для штемпелевания ярлычков и тюбик суперклея, он направился к дому Джоди.
Его машина была припаркована в подземном гараже. Он выехал, повернул на юг к Бродвею, потом на запад, обратно к ресторану. Там он замедлил ход и посмотрел в большие окна. Все столы пустовали, а за стойкой на табурете сидел хозяин заведения. Ричер объехал квартал и припарковался в неположенном месте — у начала проулка, ведущего к кухонной двери. Заглушив двигатель, он устроился ждать.
Стихийный закон большого города. Сильные давят на слабых. Давят, пока не натолкнутся на того, кто сильнее. На такого, как Ричер. У него не было особых причин помогать этому совершенно незнакомому человеку, но он не мог просто взять и уйти. Он так никогда не поступал.
Ричер нащупал в кармане машинку для штемпелевания. Отпугнуть этих двоих — лишь половина дела. Никто не боится одиночки, его всегда можно задавить численным превосходством. Организация — вот что производит настоящее впечатление. Ричер улыбнулся и стал печатать белые буквы на голубых пластиковых полосках. Закончив, он положил полоски на соседнее сиденье. Затем свинтил колпачок с тюбика суперклея и проколол фольгу — тюбик был готов к употреблению. Ричер завинтил колпачок, положил тюбик и полоски в карман и, выйдя из машины, стал поджидать.
Стихийный закон большого города. Мать Ричера боялась больших городов, говорила ему, что они опасны. Что в них полно страшных парней. Подростком он уверовал, что все они дышат ему в затылок. А потом понял: нет, это я — страшный парень. Это было для него откровением. Ричер пережил его, увидев свое отражение в витрине. Он перестал расти в пятнадцать лет, когда уже вымахал под два метра и весил почти сто килограммов. С этого дня он знал, что на одного горожанина, которого нужно бояться ему, приходится девятьсот девяносто девять, которые гораздо больше боятся его самого.