Пока ангелы спят
Шрифт:
Потихоньку-полегоньку Козлов двинулся вширь и вглубь, без системы и цели. Запоем прочел Достоевского и Агату Кристи. Приступил к Чехову, Фазилю Искандеру, Апдайку, Бунину, Ильфу-Петрову, Булгакову, Олеше… Затем – к Шекспиру, Рабле, Пушкину, «Герою нашего времени», «Отцам и детям», Хемингуэю, Скотту Фицджеральду… Потом пришел черед имен, никогда даже не слыханных им раньше. Лео Перуц, Густав Майринк, Пер Лагерквист…
Он проводил время в одиночестве особняка, и ему не было скучно. Раз в неделю приезжала на старичке «Ситроене» старушка уборщица. Появлялись порой снятые в Париже телки, обычно русские туристки или шлюхи, но они тоже не задерживались надолго.
В тиши особняка, под гул прибоя,
Вспоминался ему институт, школа, лица однокашников, друзей, подружек… Лыткаринский карьер, который они воображали пляжами Копакабаны, а себя – генералами песчаных карьеров… Полуполе-полусвалка близ люберецких пятиэтажек, где он сорвал первый поцелуй; подъезды и «чистые подвалы» с портвейном и игрой в бутылочку; рок-группа сорок второй люберецкой школы (он играл там на ударных) с названием «Укус кобры» (это название казалось тогда верхом оригинальности и эпатажа)…
И еще – еще он почему-то много размышлял о Данилове. Он думал: как все-таки могло случиться, что юноша-писака тогда все угадал? Все, вплоть до деталей? Даже километр шоссе совпал – «до цели оставалось не более десяти километров». А целью, Козлов знал, был особняк на 74-м километре Минского шоссе. Нападение же произошло на шестьдесят четвертом. И номер квартиры, где проживал преступник, оказался верным. И зеленая «копейка», брошенная рядом с расстрелянным джипом, тоже фигурировала в рассказе…
Козлов был уверен: пацан никакого отношения к убийству не имеет. Иначе его давно бы уже вычислило «внутреннее ЧК» империи Шеляринского (работавшее лучше, чем натуральное ЧК). Тогда как же он мог знать о том, что еще только произойдет?
Ответ напрашивался сам собой: парень – ясновидец. Экстрасенс, каких никогда и нигде еще не бывало.
…На приеме в российском посольстве Козлов вдруг встретил Брюса Маккагена с тремя-четырьмя русскими (те возвращались с рекламного фестиваля «Каннские львы»). Даже сердце забилось в первый момент: а вдруг среди них Данилов? Мальчонки не было, но Козлов спросил о нем Маккагена. Тот не удивился: всем известна привязанность этих русских к старым дружбам. Брюс ответил: у парня все о'кей – работает, учится, в компании на хорошем счету.
Значит, размышлял Иван Степанович, вернувшись в тишь своего особняка, Данилов сам пока не знает о своем даре. Не ведает, чем он владеет. И что же будет дальше?
Дальше… Дальше – не может ли он, Козлов, воспользоваться этими способностями? Даст слегка заработать парню и наживется на его таланте сам. Но как? Может быть, коль скоро Данилов так точно предсказал убийство и похищение десяти миллионов на шестьдесят четвертом километре, узнать у него, куда исчезли эти самые миллионы? Но как спросишь, когда парень сам, похоже, даже не подозревает, что детально описал реальное преступление еще до того, как оно произошло?
Параллельно со всеми околоданиловскими размышлениями Козлов продолжал жить своей привычной жизнью. Смотрел русское телевидение, читал газеты. Стал ловить себя на мысли, что всякий раз, когда включал новости или просматривал первые полосы изданий, боялся: там появится сообщение о чудесных способностях парня из Москвы, Алексея Данилова.
А в книгах для него пришел черед Библии. Воспитанный родителями, школой и КГБ воинствующим атеистом, он до сих пор с предубеждением относился к церковникам, храмам и всем сопутствующим вере атрибутам. Ему противно было видеть, когда у попов целуют жирную ручку, слюнявят «чудотворные» иконы, истово бьют поклоны – лбом в бетонный пол… Омерзительно было смотреть, как те, что совсем недавно были первыми секретарями обкомов и всеми силами искореняли религиозный дурман, теперь, как истуканчики, стоят в храмах со свечечками наперевес и неумело крестятся… Козлов и Библию-то взялся читать, словно светскую литературу, сборник преданий, исторический роман… В ту пору у него проживала туристка-искусствоведша Эсфирь Авессаломовна Бакунина из Питера, из коммуналки на Лиговке. Ради Козлова и его дачи она отстала от своей автобусной, на последние гроши купленной экскурсии. Она посоветовала Ивану читать не все подряд, а начинать с Евангелия.
Не подготовленный, но и не испорченный ни проповедями, ни предисловиями, Иван Степанович воспринял историю жизни и смерти Иисуса Христа как подлинную (может, маленько приукрашенную) повесть о жизни реального человека. Ему понравились чудеса, что творил Христос, – вот только жаль было, что в конце его распяли. И знаешь, что распнут, и все равно так написано, что жалко. Вот если бы Он (Его всегда почему-то в религиозных книгах писали с заглавной буквы, словно генерального секретаря) творил-творил чудеса – ну, а потом свергнул бы Понтия Пилата, а потом и самого римского императора… И правил бы справедливо, и жил долго и счастливо…
Иван Степанович поделился своими мыслями с искусствоведшей. Они сидели у жаркого бассейна. Внизу бесился прибой. Эсфирь («зови меня просто Фирой») не засмеялась, а сказала: «Но это совсем другая история. И она – будет. Только пророк, который примется творить чудеса и станет царем на всей Земле, будет сыном не Христа, а – антихриста». Он спросил: «Как это?» Она лениво ответила: «Долго объяснять. Прочитай сначала „Откровения Иоанна Богослова“».
Через пару жарких дней и ночей Козлов проводил наконец искусствоведшу Бакунину в аэропорт Шарль де Голль. Вернулся на виллу и взялся за «Откровения…». Темный и страстный язык Иоанна Богослова поразил его. Слишком многое оказалось непонятным, но в написанном звучало мрачное и величественное, словно морские обрывы, очарование: «И взял я книжку из руки ангела и съел ее, и была она в устах моих словно мед сладкий; и когда я съел ее, стало горько в чреве моем…»
Иван Степанович перечитал «Откровения…» другой раз, третий… Купил в русском книжном магазине в Париже две книжки по эсхатологии. Взялся читать одну, ничего не понял, бросил. Стал листать другую – там было написано большими буквами, ясно, просто, определенно.
Условия для появления лжепророка сложились. Мир забыл бога и перестал верить. Люди взаимозависимы. Ни один не может прожить без других, и все вместе – без государства. Люди соединены тысячами материальных и информационных связей. Достаточно явиться в мир человеку, что сможет всех накормить, вылечить и дать зрелища, – и люди отдадут ему власть. Власть над миром. И это будет по рождению обычный человек. И он же будет лжепророк и антихрист. И власть его над миром будет бесконечна (потому что люди отдадут ее добровольно).
Если это не случайность… Если это не удивительное, редчайшее стечение обстоятельств… Тогда Козлов знает такого человека. Знает. Знает… В то время как тот сам не ведает, кто он есть…
Если только… Если только Козлов не ошибается. По единичному опыту нельзя делать окончательный вывод. Все бывает. И в рулетке может выпасть семь «зеро» подряд (Козлов сам однажды видел такое). Может, история с даниловским рассказом – удивительное совпадение.
Данилова надо проверить. Но как? И на чем?