Пока Боги Воюют
Шрифт:
— Не-на-ви-жу- я сжал зубы — Уничтожу всех, мрази.
На меня, воспользовавшись моим замешательством, кинулись все и одновременно.
— Вот и все! Это конец! — обреченно понял я, но страшно не было и сожаления не было. Лишь бы малышка выжила, которая, сейчас тоненько выла, возле тела умирающей матери, а из леса ей отвечал брат. Вот что бывает, когда не слушаешь мамку.
Шрам пронзила сильная боль, я дернулся и… Лес, тени.
— Тени, вперед! — успел выкрикнуть я, снова вступая в бой.
Взмах, разворот и снова взмах.
Наконец все закончилось, я оглядывался по сторонам, а потом горько усмехнулся:
— А вы говорите еще живые. Вот вам и проклятье!
И бросился к животному.
— Нет, нет. Держись! — застонал я, понимая, что говорю бред.
Все её тело было буквально искромсано острыми зубами собак, но самая большая рана на шее. Мертвая собака отвалилась на землю с большим куском плоти волчицы, из которой сейчас буквально хлестала кровь на белый снег.
Это конец. Я обнял её за шею и громко зарыдал. Крупные слезы скатывались прямо в густую шерсть умирающего животного. И я ничего не могу поделать. Ничего! Мазь закончилась, но не думаю, что она способна заживить за короткое время, которого у нас не было, такую большую рану. У неё не было. Я вскочил и просто заорал от безысходности.
Пантерка с трудом открыла глаза, фокусируя взгляд на мне, и из её рваного горла послышался булькающий стон. Её затухающий взгляд, как будто просил меня позаботиться о ее детях.
— Нет! Не умирай, пожалуйста- перед глазами проносились воспоминания, как она мило фыркает и вздыхает, будто поддерживая разговор со мной. Как я тащу ее в пещеру, а она лижет мне лицо.
А я ничего не могу поделать. Боль в ладони буквально отбросил меня на землю, приводя в чувство. Стоп. Что говорил Юст? Цива! Ну конечно! Какая-то дрянь у неё в голове.
Я быстро утер слезы тыльной стороной ладони.
— Держись, слышишь? Не умирай! — и побежал к реке, что было сил, а потом бегал по берегу, высматривая эту самую циву.
Да где эта зараза?! И только я это подумал, показалось плоское тело, лениво плывущее по самому дну. Не раздумывая кинулся в воду, сжимая голову пальцами, пятясь на берег. Тело цивы начало раздуваться и раскручиваться. Мне сейчас было не до размышлений, руки действовали сами.
Только её колючий хвост начал раскручиваться возле меня, я схватил её за раскрытую пасть, повернул голову на умирающую волчицу, и со всей дури рванул, с чавканием разрывая тело пополам.
Потом сел, пытаясь разглядеть ту фиговинку в ее рту. Где же она? Каждая секунда- это секунда потерянного времени для моей волчицы. Возле меня еще крутился кончик хвоста с шипами, то ли в предсмертных судорогах, то ли…
Вот какой-то непонятный нарост на самом нёбе, похожую на меленькую капсулу. Может то самое? Я пальцами просто вырвал его и вскочил, а возле лица пронесся хвост.
Я судорожно вспоминал слова Юста- будет служить до самой смерти. Служить!
— На землю- громко приказал я, указывая место возле себя.
Времени удивляться не было, но хвост действительно упал в указанное место.
А я рванул обратно. Её дела были очень плохи. Открытые глаза начали закрываться прозрачной пленкой, веки медленно моргнули и снова застыли на одном месте.
Меня она уже не слышала. Её разум уже был в дороге в вечное царство. Нет! Я начал разжимать её пасть, чтобы вложить целебную капсулу. Но сможет ли она проглотить её. Даже если и проглотит, сможет умирающий организм переварить его? Я открыл пошире пасть и, просто от безнадеги, раздавил эту штучку в руке, из которой показалась янтарная жидкость. Другой рукой приподнял язык, и размазал под самым языком. Откуда-то из прошлого пришло знание, что под языком много сосудов и рассасывание лекарств происходит быстрее. Остальное положил на корень языка и чуть надавил, что бы содержимое провалилось в желудок. Животное судорожно сделало глотательное движение. Я сел возле неё. А дальше что делать? Ждать? Поможет? Или уже очень поздно?
В душе разрасталась такая сильная боль и безнадёжность, что я заорал, подняв голову к небу. Я не боялся, что придут другие Псы. Пусть только попробуют хоть пальцем до нее дотронуться, я им эти пальцы лично пооткусываю.
Руки почувствовали прикосновение чего-то мягкого, и я открыл глаза. Возле меня сидели малыши, смотря на меня большими круглыми глазами. Малышка часто заморгала и заскулила так жалобно, а из серебристых глазок полились серебристые слёзы.
Я взял её на руки и прижал к себе:
— Знаю маленькая, знаю. Винишь себя за гибель мамки- я успокаивал вздрагивающую испуганную малышку, гладя по мягкой шерсти.
— Ты не виновата, маленькая. Ты просто ребенок, ничего не видевший в этой жизни- я вытер свои слёзы ладонью.
— Сегодня жизнь преподнесла тебе первый урок, который ты будешь помнить всю свою жизнь.
Второй щенок стоял, переминаясь с лапы на лапу. Он украдкой посматривал то на нас, то на мать, отворачивая голову в сторону, словно не хотел видеть её такой беспомощной и окровавленной.
— Я буду заботиться о вас, пока не подрастете.
Посмотрел на погибающее животное. Её ребра неравномерно поднимались, значит пока жива. За моей спиной послышался шум и я повернул голову. Таморы, почуяв халявную еду, двигались в нашем направлении.
Я встал. Даже если она и умрет, я вам её не отдам, а похороню, там, возле нашего дома.
— Малышня, быстро бегите к горе. И не рассуждать- уже прикрикнул я.
Они рванули, оглядываясь на мамку.
Я скинул шкуру и аккуратно затащил её на нее. И снова я тянул её тушу к горе. Но я делал это медленнее, чем нас настигали таморы. Мне не успеть.