Пока едет «Скорая». Рассказы, которые могут спасти вашу жизнь
Шрифт:
В фойе охранник потребовал паспорт.
– Вы к кому?
– К Зыковой.
Охранник удивленно поглядел на Таню.
– То есть к Зуевой… Извините, ошиблась.
Охранник вернул паспорт и показал, как найти кабинет математики.
Уроки уже закончились. Старшие классы степенно спускались по лестнице, продленщики-мелюзга с гамом, грохотом и хохотом носились по коридорам. Дважды Таню чуть не снесли, но она ловко увернулась от несущегося «снаряда» лет десяти, который, мчась вперед, смотрел куда-то вбок. Она поймала мальчика за плечо:
– Осторожнее!
Тот
Кабинет математики. Таня вошла и осмотрелась. На звук открываемой двери из лаборантской выглянула пожилая женщина. Она провела рукой по губам, смахивая крошки, и спросила:
– Вы ко мне?
– Зуева Валентина Павловна?
Женщина закрыла за собой дверь, подошла ближе.
– Да, это я. А вы…
– Я сестра Вики Савиной.
В глазах женщины что-то промелькнуло, она прошла за свой стол и, не садясь, сказала:
– Ваша Вика меня очень беспокоит.
Таня ничего не ответила, давая выговориться учительнице и молча рассматривая ее. Женщине уже явно за шестьдесят или семьдесят, могла бы уйти на пенсию, но, видимо, достаточно крепкая – продолжает работать в школе. Одета не бог весть как: серое платье до щиколоток, кофта вязаная, тоже серая, – и вместе с сединой все это образует весьма серую личность. Зуева продолжила:
– Вы понимаете, она отсутствует на уроке… Я объясняю, а она где-то там, – показала на потолок, – витает в облаках. Я ее прошу повторить – она молчит. Ни слова не говорит… смотрит на меня и дурацки ухмыляется. Я ей ставлю «два»! Контрольную вот сдала – чистый листок, даже с доски переписать задания не удосужилась… Она не болтала, нет, она просто сидела сложив ручки… Поднимаю ее, спрашиваю: «Почему не пишешь?» – молчит! И опять эта дурацкая ухмылка. И так на каждом уроке! Я не знаю, что с ней делать! У меня нет времени на уроке, чтоб персонально заниматься с вашей сестрой! У меня каждая секунда на учете. Вы понимаете? Ну, самые отпетые, тот же Смирнов… поглядите, он хоть с доски переписал, пускай, с ошибками, но он работал. А Вика? Это что – бунт? Она не хочет у меня учиться? Переводите ее в другой класс, там программа полегче, а у меня гимназический класс, мы решаем сложнейшие задачи… Если она не освоит нынешний материал, она ничего не поймет в следующем! А еще, вы знаете, что они делают вдвоем с подругой? Они поют. Хором, на перемене – «Вставай, страна огромная!». Перед каждым уроком математики… Я для них что – фашист?
Таня хорошо знала эту улыбку сестры. Когда она нашкодничает, потом стоит и улыбается. Это значит: «Ты победила, я сдаюсь, не бей меня!» – так собаки ложатся на спину, открывая живот и признавая победу. А у Вики это улыбка. Тане вдруг до слез стало жалко сестренку. Жалко за ее беспомощность перед этой серой глыбой, нависающей над ней на каждом уроке и давящей на психику… Она кашлянула, прерывая поток слов учительницы. Последний вопрос математички, будь Таня в другом настроении, вызвал бы только улыбку, но не сейчас.
– Простите, вы какой институт заканчивали?
– Педагогический, – гордо ответила Зуева, – имени Ленина.
– Замечательно. А в школе сколько лет уже работаете? – Таня говорила спокойно, не сводя почерневших от ярости глаз с лица учительницы.
– Тридцать пять лет, я заслуженный учитель Российской Федерации.
– Великолепно! То есть вы, педагог с более чем тридцатилетним стажем, утверждаете, что не можете найти подход к одной девочке? Вы все время мне говорите о математике. А о педагогике вы хоть раз вспомнили? Да моя сестра ненавидит математику, и ненавидит ее из-за вас! Вы привили ей эту нелюбовь! Что вы хотите от нее? Ответа? Да вы посмотрите на себя! Вы же калечите детей! Вы давите им на психику! Вы хотите, чтобы ребенок урок высидел, не сводя с вас глаз? Запоминая каждое слово? Это же дети! У них же шило в заднице… Это я, студентка медучилища, должна объяснять прописные вещи дипломированному педагогу? Что значит «каждая секунда на учете»? Вы что – космический корабль отправляете? Почему у вас на учете секунды, а не личности, которым вы обязаны привить любовь и интерес к предмету? Чего вы добивались? Унижения, подавления? Я скажу: вы добились того, что она скоро заикаться начнет от ваших приемов. – Таню несло. Зуева села, открыв рот, и вяло пыталась возразить. – Вы знаете, почему она молчит? Она не хочет, подсознательно не хочет с вами разговаривать, потому что уже заранее знает, что вы ее унизите перед классом. А почему слушать не хочет? Я не удивлюсь, если ее просто уже тошнит от вашего голоса. Я не знаю, за что вы получили звание заслуженного педагога. Хорошо, что я не у вас училась, и мне жалко мою сестру… Я понимаю, вы теперь будете ей мстить за все, что я тут вам наговорила. Но тем недостойнее вы себя поведете… мстить ребенку за то, что ее сестра вам сказала правду. – Таня встала. – Я понимаю Вику, почему она поет «Вставай, страна…» – видимо, только настроившись должным образом, можно идти на ваши уроки!
Зуева на нее не смотрела. Она поджала губы и молчала, рассматривая письменный прибор на своем столе. Дышала и молчала, видимо, перехватило горло. Тане на мгновение показалось, будто Ерофеев стоит за ее спиной и это не она говорила… У нее никогда не было таких слов.
– Извините за откровенность, Валентина Петровна… эээ… извините, Валентина Павловна, но если моя сестра, не дай бог, начнет заикаться или писаться по ночам, я в суд подам на вас и вашу школу. Ибо такие неврозы очень трудно лечить.
Зуева очнулась, выходя из транса.
– Я понимаю, – сказала она спокойно, – лучшая защита – это нападение. Вы можете добиться моего увольнения, я и так давно на пенсии… Но кому вы сделаете хуже? Мне? Или детям, которым нужна математика? Я не сержусь на вас… Вы очень молоды, жизни не знаете. – Она выложила на стол два листка: – Дайте это Вике, пускай она эти примеры дома решит, принесет мне, и, если все будет правильно, я ей выведу тройку в четверти.
Таня забрала листки с примерами, сложила, убрала в карман дубленки.
Хотела она сказать, что детям без этой «серой кувалды» будет только лучше, что, может быть, придет молодая учительница, которая найдет подход к ребятам… И научит понимать и любить математику, но не стала. Она приходила за четвертной тройкой для Вики, она ее почти получила, осталось дело за сестренкой.
– До свидания, Валентина Павловна, – сказала Таня. – Если мои слова для вас ничего не значат, то можно ли упрекать Вику, что она вас не слушает? Вы же не слышите, когда вам говорят.
Таня вышла из кабинета, ее вдруг зазнобило. Она припала спиной к стене в коридоре и старалась не застучать зубами от волнения. Судорожно вдыхая носом, она потихоньку спустилась на первый этаж. Мимо нее промчался кто-то с криком «Скорую вызывайте!». Откуда-то раздался истошный визг… Она уже слышала такой звук… Так визжат от ужаса девчонки! Ноги сами понесли Таню в сторону голосов и криков, она растолкала сгрудившихся детей, ожидая увидеть что угодно.
На полу лежал мальчик лет семи-восьми, он бился в конвульсиях и синел, то хватаясь за горло, то лупя ладонями и ногами по полу. Кто-то выдохнул над ухом:
– Яблоком поперхнулся.
Яблоко валялось рядом – румяное, рассыпчатое. Таня в умирающих глазах мальчика увидела одно: «Спаси!» Она подхватила его за плечи, перевернула и, поддернув на ноги, с силой сдавила грудную клетку и живот. Парень рыгнул и кашлянул. Перевернув на спину, пальцем вынула из безвольного рта скользкий кусок яблока. Мальчишка не подавал признаков жизни. Уложив его на спину, она стащила дубленку и, скрутив в валик, подложила под плечи, так чтоб голова откинулась назад… Она точь-в-точь повторяла действия Саши, и опять ей почудилось, будто он рядом и наблюдает за ней. Пятнадцать нажатий на грудину прямыми руками и два выдоха в рот, еще пятнадцать нажатий и два выдоха… Голова закружиться не успела, мальчишка вдруг резко вдохнул и заскреб ногами по крашеному полу. В наступившей тишине кто-то кашлянул: