Пока не видит солнце
Шрифт:
– Может, пойдешь спать? Я согрел для тебя постель. Уже за полночь, завтра рано вставать.
Аркадию хотелось продолжить прерванный разговор в более интимной обстановке, но главной его целью было оторвать жену от обнаруженного у дочери дневника. Ведь, найди она там сведения, которые помогут пролить свет на историю с утопленником, новой встречи со следователем не избежать.
– Ты иди, я еще немного почитаю, – ответила она в пустоту, не глядя на мужа, и снова углубилась в чтение.
«День, что навсегда изменил мою жизнь, я запомнила в деталях. Мне было десять лет. Стояла теплая осень. Я вернулась со школы
С этого дня мама начала таять на глазах. Она похудела, постоянно жаловалась на слабость в ногах и головокружение. Ее тошнило, и в конце концов она вообще отказалась от пищи. Папа отвез ее в больницу и больше я ее живой не видела. Когда ее увозили, мама подозвала меня к себе и слабым голосом сказала: «Прости меня, Мышонок, не думала, что оставлю тебя так рано. Береги себя, поступай в жизни, как подскажет тебе сердце».
Не прошло и месяца после смерти мамы, как бабушка нанесла нам первый визит. Наигранно причитала о большой потере отца, потом, посмотрев на меня исподлобья, сказала, что в доме нужна хозяйка и мать для дочки. После этого бабушка стала часто звать папу одного на ужин, а за мной приходила присмотреть тетка, которая в его отсутствие шарила по дому, как ищейка, выискивая мамины вещи. Собрав очередную партию в большой металлический таз, она выходила на задний двор и сжигала вещи в яме. Мне чудом удалось спасти от огня несколько маминых фотографий и пуховый платок, который прислали ей на день рождения родственники из Оренбурга.
Вскоре бабушка снова нанесла нам визит. Она долго рассказывала о богатой женщине, у которой недавно умер муж. У нее имелся двухэтажный дом, отара овец, табун лошадей и своя мастерская по пошиву одежды из шкур. На этот раз отец слушал ее внимательно. Бабушка повела отца в свой дом. Как выяснилось потом, там его уже ждала богатая вдова. Отец вернулся домой пьяным и, прежде чем лечь спать, подошел ко мне, погладил по голове и сказал: «Скоро у тебя будет новая мама, ее зовут Куаныш».
Куаныш, в переводе с казахского, означает «счастье», но счастья мачеха в нашу семью не принесла.
Ее дом располагался на окраине города, ближе к горам. За домом, метрах в двухстах, была ферма, где содержались куры, овцы, лошади и еще был цех по выделке кожи. У мачехи было двое детей: сын, старше меня на три года и дочь моего возраста. Дети сразу приняли меня в штыки, не давали игрушек, толкали и насмехались. Их поведение явно забавляло мачеху, и, когда отец был на работе, мне сильно доставалось.
Через полгода мачеха решила выселить меня из дома и в качестве спальни выделила на ферме кладовую, в которой хранился хозяйственный инвентарь. С этого момента я ела на краю грязного стола, на котором разделывали мясо овец. В дом заходить мне строго запрещалось, за исключением больших праздников, когда отец выпивал и звал меня к себе. А когда он был пьян, мачеха не смела ему перечить. В такие дни я старалась досыта наесться и что-нибудь припасти на следующие дни. В остальном переезд оказался мне только на руку. Работники жалели меня, да и атмосфера на ферме была гораздо веселее, чем в доме.
В тринадцать лет из худющей девчонки я начала превращаться в девушку, это подметил сводный брат и стал меня преследовать. Как-то раз он подстерег меня у загона. Схватил за волосы и поволок в овраг. Я кричала и сопротивлялась, но он, зажав мне ладонью рот и нос, навалился всем телом. Когда от нехватки кислорода я начала задыхаться, кто-то ударил его сзади по голове, и он отключился. Солнце светило мне в глаза, лишая возможности разглядеть лицо своего спасителя, мелькнул мальчишеский силуэт. Я успела запомнить только белые волосы, родинку в виде полумесяца на его руке и отключилась".
Клара пролистала тетрадь – почти все страницы были исписаны. Уже в середине дневника почерк стал меняться, встречались исправления, рисунки на полях и размытый от крупных капель текст. Возникло искушение прочитать последнюю запись и на этом успокоиться, но уже через секунду она захлопнула тетрадь и решила, что прочтет дневник до конца.
***
В полночной тишине входная дверь визгливо заскрипела, послышались тяжелые шаги. Охранник поднял голову от монитора, где оценивал очередной расклад пасьянса, и, никого не заметив, громко сказал в пустоту: «Кто здесь?» Ответа не последовало. Он вышел в коридор, огляделся, и с удивлением никого не обнаружил. Почесал затылок и хотел уже уйти, как в секционной послышался металлический лязг. Поспешив на шум, он проверил каждый закоулок и нашел сонно посматривающих на него двух черных котов.
– Чертяки, как вы меня достали, – проворчал охранник и решил вернуться на пост.
Когда его шаги стихли, в центре длинного коридора проявилась мужская фигура в черном одеянии. В пустых глазницах мерцала тьма, кости обтягивала высохшая кожа, похожая на ореховую скорлупу. Расставив руки в сторону, ночной посетитель, принюхиваясь, двинулся в сторону лестницы. За ним потянулись вьющиеся струйки черного дыма. Иногда они отделялись от общего потока, проникали в помещения сквозь стены и двери, а возвращаясь, издавали тихий гул, похожий на синусоидальный сигнал.
Загадочный посетитель спустился в подвал и вошел в помещение для хранения трупов. Его дымчатые помощники поочередно исследовали холодильные камеры и остановились на самой дальней. Выдвинув демонстрационную тележку, мужчина подкатил каталку и переместил тело. Наклонился и минуту вглядывался в опухшее лицо.
– Павел Игнатьевич! – он похлопал мертвеца по щекам. – Откройте глаза.
Не добившись желаемого результата, человек в черном вытянул руку над лицом покойного. Через минуту помутневшие глаза мертвеца резко распахнулись и безжизненно уставились на посетителя.
– Ну, как вам тьма? Не радует, правда?
Покойный привстал и огляделся.
– Павел Игнатьевич, как вы и хотели, вечное упокоение вам уже обеспечено. Я оказал вам услугу, а теперь и мне нужна ваша помощь. Видите ли, мне самому вступать в контакт с людьми, по некоторым причинам, нельзя, поэтому придется воспользоваться вашим телом.
– П… п… му, – Воронов сделал глубокий вдох, наполняя живительным воздухом легкие. – Почему вы так постарели? Это же вас я видел на набережной…
– С вопросами придется подождать, – отмахнулся Тихонов костлявой рукой. – Мне нужно подробно изложить вам свое дельце, а потом мы вас немного преобразим.