Пока не выпал дождь
Шрифт:
До развязки в тот вечер дело не дошло, Беатрикс ограничилась началом истории. С Джеком она рассталась — о чем можно было и так догадаться. Приключение закончилось, пламя страсти угасло, а цыганскую кибитку — от былой красоты которой осталась лишь ржавая расхлябанная тень — продали на металлолом какому-то мелкому дельцу в Дублине. Впрочем, они славно на ней покатались, умудрившись растянуть романтическое путешествие на целых три года. И за все это время Беатрикс прислала мне одну-единственную открытку, о которой я тебе уже рассказывала. Поскольку вниманием она меня не баловала, я, глядя на нее, испытывала, мягко выражаясь, сложные чувства. Беатрикс сказала, что они с Tea приехали
Уложив Беатрикс в постель рядом с ее дочерью, мы кое-как устроились спать в гостиной. Я, кажется, спала на полу, точно не помню. Но отлично помню, что ни Ребекке, ни мне выспаться в ту ночь не удалось.
Утром Ребекка ушла встречать родителей на вокзал, оттуда она повела их в «Лайонз» на чашку чая, потом в Национальную галерею — в общем, в обычные туристские места. Вечером семейство ужинало в ресторане, так что я весь день, с утра до ночи, провела в обществе Беатрикс и Tea. Мы вышли погулять. По мосту Патни добрались до Епископского сада, затем по дорожке вдоль речки к детской площадке, там-то — пока Tea самозабвенно съезжала с горок и каталась на качелях — Беатрикс и поведала мне о новых трудностях в ее жизни.
И разумеется, связаны эти трудности были с новым мужчиной.
— Розамонд, — провозгласила Беатрикс, — я влюблена.
— Поздравляю, — откликнулась я и подумала, не сказать ли ей, что я тоже влюблена, но решила на всякий случай помалкивать.
— Его зовут Чарльз, — продолжала Беатрикс, — он из Канады. Из Ванкувера.
Я насторожилась, вдруг почуяв, что трудности скоро возникнут не только у моей кузины. Естественно, Беатрикс рвалась к Чарльзу в Ванкувер.
— Еду завтра вечером, — объявила она. — Я уже заказала билет на самолет до Торонто.
Я вытаращила глаза. До появления реактивных двигателей трансатлантические перелеты были в диковинку и в придачу чудовищно дороги. Я так и не выяснила (у Беатрикс я об этом не спрашивала), где она нашла деньги на это экстравагантное путешествие. Впрочем, тогда, на детской площадке, меня заинтриговала не столько финансовая сторона дела, сколько тот факт, что Беатрикс, сообщая о своем отъезде, изъяснялась исключительно в единственном числе. «Еду завтра вечером», а не «едем».
— А как же Tea? — спросила я. И она ответила:
— В этом-то и загвоздка.
К счастью, она уже придумала, как разрешить возникшую головоломку. Надо было лишь — а кто бы сомневался — внести в условие задачки меня. Я ей понадобилась, когда Беатрикс уже успела наломать дров, и даже в больших количествах, чем можно было предположить. С Чарльзом она познакомилась в Дублине, очаровала его, запрыгнула к нему в постель — словом, отработала по полной программе; разве что каким-то непонятным образом забыла упомянуть, что у нее имеется четырехлетняя дочь.
— А кто присматривал за ней, — поинтересовалась я, — пока ты была с Чарльзом?
Оказалось, что заботы о Tea на тот период взял на себя Джек, — очень мило с его стороны, успела подумать я, не каждый способен так заботиться о счастье любимой женщины. Джек, утверждала Беатрикс, обожает Tea, он ей как отец. Но кажется, мы обе преувеличили заслуги Джека. С месяц примерно он сидел по вечерам с ребенком в крошечной меблированной комнате, их временном пристанище, в счастливой уверенности, что Беатрикс в это время зарабатывает на хлеб тяжким трудом, обслуживая столики в отеле «Замок». В действительности же она резвилась, обхаживая канадского бизнесмена, с которым познакомилась на второй рабочий день. Когда недоразумение прояснилось, между Джеком и Беатрикс — как легко вообразить — произошла бурная ссора. И все. Конец романа. Расстались они в столь желчных чувствах — обоюдных, конечно, — что о продолжении общения не могло быть и речи. A Tea, между делом, потеряла человека, заменившего ей отца, но эта проблема бывшими любовниками даже не обсуждалась. Чарльз тем временем вернулся в Ванкувер, и теперь найти его, чтобы застолбить место в его сердце, стало смыслом жизни Беатрикс.
— Я должна быть с ним, — возбужденно доказывала она. — Он для меня — все. Встреча с ним перевернула мою жизнь, и мысль потерять его мне невыносима.
Она верила, что он ответит на ее чувства, если только обстоятельства позволят им узнать друг друга поближе.
— Расстались мы плохо, — призналась Беатрикс. — Он догадался, что я была не до конца искренна с ним, что я от него что-то утаиваю. Но у меня было время обдумать наши отношения, и я поняла, что повела себя неправильно. Зато теперь я точно знаю, как поступить. Если я смогу уехать к нему, то расскажу ему о Tea, и тогда все наладится. Только честностью я добьюсь своей цели.
Я открыла было рот, но она опередила меня.
— Знаю, что ты хочешь сказать! — нетерпеливо воскликнула Беатрикс. — Конечно, было бы намного проще, если бы я рассказала ему о дочке сразу, еще в Дублине.
На самом деле я не это хотела сказать. Я лишь хотела намекнуть, что коли уж птичка упорхнула в дальние страны, то телефонный звонок — несравненно более быстрый и дешевый способ настичь ее. Но вовремя поняла, что буду только зря сотрясать воздух. Беатрикс явно предчувствовала, что убедить Чарльза в своей искренности ей будет нелегко и одними лишь вербальными методами тут не обойтись. Ход ее рассуждений был совершенно очевиден. Как и тот факт, что Tea пока останется в Англии — под присмотром человека, которому можно доверять.
— А не отослать ли Tea к отцу? — предложила я, но эту идею отмели с ходу.
Роджер, уверяла меня Беатрикс, вовсе не жаждет воспитывать дочь, он с головой ушел в новую жизнь — и новый брак — с королевой карнавала 1949 года в Мач-Венлоке. Имелись ли другие варианты? Никаких. Кроме одного.
— Ты хочешь оставить Tea у нас? — спросила я. — Здесь, в нашей квартире?
— Ох, Роз, это было бы чудесно, — вздохнула Беатрикс. — Ты бы меня так выручила.
Я собралась с силами, прежде чем задать следующий, самый главный вопрос:
— И надолго?
Беатрикс склонила голову набок, задумчиво выпятила губы; ответила она не скоро, выдерживая паузу и искоса поглядывая на меня то ли смущенно, то ли — что вероятнее — со скрытой насмешкой, словно очень хорошо сознавала степень своего нахальства.
— Розамонд, милая, — произнесла она наконец, — понимаю, что прошу о невероятно огромном одолжении, но не могла бы ты приютить Tea на… (Я ждала, будто загипнотизированная.) На две недели? Или на три?
У меня были возможности изучить повадки Беатрикс, и поэтому ее просьба не показалась мне такой уж наглой. Могло быть и хуже. Думаю, именно на такой эффект и рассчитывала Беатрикс, и этот трюк ей отлично удался. Но не это решило дело. Я посмотрела на малышку Tea — девочка, скатившись с невысокой горки, опять бежала к лесенке, чтобы скатиться снова, с упорством робота, запрограммированного на одно и то же действие, и выражением сердитой сосредоточенности на лице, — и мое сердце растаяло. Ну как не полюбить такого ребенка! Конечно, я пригляжу за ней и две, и три недели, — а может, и дольше. Схватив Беатрикс за руку, я сказала, что ей не о чем беспокоиться: если Ребекка не станет возражать, мы с удовольствием возьмем Tea.