Покаяние Агасфера. Афонские рассказы
Шрифт:
— Я буду стараться, отче… — обещал Стелиос и во всех подробностях описал свое искушение и поездку в Салоники.
Игумен отпустил ему грехи и отправил в келью отдыхать до службы:
— Благодари Матерь Божью и святого великомученика Димитрия, что уберегли тебя от беды и даровали тебе вместо греха сотворить доброе дело. Все, иди учи свою кафизму!
Стелиос ушел в свою келью, почитал Ефрема Сирина, погоревал о том, что в этом году его уже не постригут, так как искушение показало, что у него недостаточно решимости принять постриг и остаться в монастыре навсегда. Бывает, послушники добиваются
— Слава Богу за все! — думал Стелиос, читая ранним утром келейный канон по четкам. — Слава Пречистой, что искушение закончилось! Не знал послушник, что искушение только начиналось.
На следующий день после трапезы он переоделся и пошел в сад помогать старому иеродьякону Ираклию. И только начал он отрезать садовыми ножницами сухие ветви, в сад зашел помощник эконома — отец Василий. Он выглядел серьезным и тихо, чтобы не услышал отец Ираклий, сказал:
— Пойдем-ка, Стелиос, тебя вызывают старцы.
Стелиос насторожился. Что? Зачем? Как знать, может быть, игумен решил выгнать его из монастыря за ложь и старцы хотят сообщить об этом решении? Его сердце сжалось. Хотя игумен принял покаяние Стелиоса и дал ему шанс, его вполне могли благословить уйти из монастыря. Хотя старцы могли сообщить и совершенно другое — что ему надо готовиться к постригу в рясофор.
— Откуда я знаю?! — отвечал на все вопросы Стелиоса славившийся суровым характером отец Василий. — Сам думай, чего начудил. Ты ведь понимаешь, просто так они не вызывают.
— Знаю, — Стелиос положил на ящик садовые ножницы и спросил у садовника благословение отойти.
Отец Ираклий, как всегда, улыбнулся, кивнул и поправил свою седую бороду. Послушник со страхом посмотрел на отца Василия:
— Наверное… мне стоит пойти переодеться?
— Не надо. Старцы сказали привести тебя немедленно.
— Немедленно?! Хорошо, уже бегу.
Какой уж тут постриг, наверняка игумен скажет напутственное слово, а потом Стелиосу придется идти паковать чемоданы.
Подарят иконку на память и все — счастливого пути!
Стелиос побежал в гостиную старого корпуса, где его ждали старцы монастыря во главе с игуменом. Он уже был готов зароптать на игумена, который вчера уверил послушника в том, что он прощен.
Стелиос медленно поднимался по лестнице, ведущей в гостиную, его сердце трепетало, словно он был древним стариком, который не может вынести малейшей физической нагрузки. Наконец Стелиос вошел в древнюю гостиную, ее стены были расписаны византийскими фресками. Он оглядел знакомую обстановку: несколько шкафов с чашками и святоотеческой литературой, посередине большой стол, за ним сидели игумен монастыря и эконом. Больше в гостиной не было никого.
— Добрый день, Стелиос, — игумен и эконом монастыря, грузный отец Георгиос, выглядели недружелюбно и даже не предложили ему сесть. — Знаешь, зачем мы тебя вызвали?
— Догадываюсь, — послушник опустил глаза.
— Помнишь,
— Да. Но это правда, геронта! Я понимаю, что солгал вам, когда просил отпустить меня в Салоники. Это было большой ошибкой, я не думал, что…
— Успокойся. Я знаю, что история с больным — чистая правда. Твои данные были записаны полицией.
— Полицией? — Стелиос вытер пот со лба. — Ничего не понимаю.
— Этому человеку назвал твое имя и данные полицейский, а затем больной по справочнику легко нашел телефон нашего монастыря, — вступил в разговор эконом.
— И позвонил, — игумен надел очки и достал тетрадь. Он что-то искал минуту. — Ага, вот. Клиника по оказанию неотложной помощи «Асклепиос», так?
— Так, — Стелиос почесал затылок. — И зачем этот человек вам звонил?
Эконом нахмурился и говорил будто через силу:
— Он хочет завещать тебе квартиру в центре Салоник и свой бизнес. У него небольшой магазин по продаже золотых изделий.
Стелиос сначала открыл рот от удивления, затем невольно улыбнулся:
— Так, значит, он хочет меня отблагодарить?
— Да. Но ты зря улыбаешься, послушник, — игумен вздохнул. — Теперь это не только твое искушение, а и наше тоже. Надо же что-то решать со всем этим.
— Простите…
— Бог простит. Ты понимаешь, что если ты хочешь остаться здесь, то должен завещать, точнее, подарить это имущество монастырю?
Стелиос ни секунды не думал, что ответить:
— Да, конечно.
— И это совсем не значит, что ты сделаешь монастырю какое-то благодеяние, из-за которого у тебя появится особый статус. Ты останешься таким же послушником, который может не пройти искус и отправиться домой. Поскольку ты еще не стал равнодушен к миру, я хочу задать тебе вопрос: уверен ли ты, что не хочешь заняться бизнесом, который собирается завещать тебе этот человек?
— Да нет, какой там бизнес… — Стелиос смутился и почесал нос. — Может быть, он еще и одумается? Мне кажется, что это несерьезно — отдавать все, что имел, в руки незнакомца. Тем более, что он в тот день еле вспомнил, как его зовут. Да и вообще, у него наверняка есть родственники, жена, дети, наконец.
Эконом осторожно посмотрел на игумена и ответил:
— Да, есть родная племянница, которая с больным давно не общается и, по его же словам, только и ждет его смерти, чтобы завладеть имуществом. Но он не хочет ей ничего отдавать. Она даже в больницу к нему не приехала. А врачи говорят, что человек этот при смерти и долго не протянет, — эконом обернулся к послушнику. — С такими вещами не шутят, Стелиос! Человек он серьезный, основательный, к тому же верующий. Может быть, он передумает, а может и нет. Скорее всего, нет. Не удивляйся, что я выяснил эти подробности: если ты остаешься в монастыре, тогда именно мне как эконому нужно будет решать разные юридические вопросы. Монастырь мог бы продать имущество этого человека во славу Божью и использовать вырученные деньги на благоустройство метохи в Салониках. А то у нас только одна квартира, неудобно перед гостями…