Шрифт:
Часть первая
1
Холодным ноябрьским днем, в четыре часа после полудня, нажимая кнопку звонка в мастерской Стивена Байста, она знала, что пришла сюда в последний раз.
Больше она никогда не навестит его.
Она так часто бывала здесь, что ей было знакомо все от входной двери и вверх по всей лестнице (Стивен жил на самом верху и до него было ровно сто десять ступенек). Все здесь ветхое и грязное. Переделанный дом в захудалом Глочестер-роуд. Краска на двери облупилась, стекло было разбито и его заклеили коричневой бумагой. Ивонна
Три года Ивонна посещала те же классы и лекции, что и Стивен. Учащиеся Академии были дружны и довольно часто проводили время вместе, навещали друг друга. Некоторые, как например, Ивонна и Марджори Шо, жили с родителями. Близняшки Ноэль и Эвелин Тернеры делили квартиру неподалеку от Стивена. Джеффри Хорланд и его жена, оба художники и молодожены, имели домик в Южном Кенсингтоне. Каждый по очереди устраивал вечеринки… Пиво, бутерброды или сосиски… Никто не ожидал большего, никто и не мог большего предоставить. Им было не до питания, надо было копить гроши на дорогие художественные материалы. Краски, кисти, холсты и рамы были в эти времена отнюдь не дешевы.
Стивен был самым обеспеченным среди них, но всегда казался самым бедным. Большинству из них было двадцать с хвостиком, ему же все двадцать восемь. Он прослужил во флоте все пять лет войны и был демобилизован с благодарностью три года назад после того, как с легким ранением пролежал месяц в госпитале. С тех пор он вел жизнь, к которой всегда стремился: жизнь художника. Стивен всегда хотел рисовать. Ивонна, да и все остальные, знала, что он отмечен талантом. Эту искру гениальности не смогла заглушить даже военная служба и несколько отвратительных эпизодов на подводной лодке.
Но у Стивена еще не было возможности сделать имя. Он все еще учился, хотя, по мнению Ивонны, он мог бы сам уже учить своих преподавателей.
Чтобы заработать на жизнь, Стивену приходилось выполнять коммерческие работы: иллюстрации и обложки для книг. Он же хотел стать портретистом и писал всех девочек на своем курсе. Когда они не работали, то охотно позировали. Все хотели, чтобы Стивен написал их портрет. А Ивонна позировала ему больше, чем кто-либо. И все об этом знали. Стивен нашел в ней идеальную для себя модель. Она была девушкой его «типа». Стройная, в стиле Россети, с молочной кожей, рыжевато-каштановыми волосами, высокими скулами, большими прозрачными глазами и нежным, задумчивым выражением. Стивен утверждал, что у Ивонны самые красивые руки, которые он когда-либо видел у женщины. Поэтому не только он, но и другие однокурсники по очереди рисовали длинные, хорошо сложенные руки Ивонны с совершенными овальными ногтями.
Сама Ивонна не бралась за масло. Акварели… изящно написанные пейзажи нескольких старых красивых скверов и улиц Лондона, с огромным вниманием к деталям — вот ее пристрастие. Девушка не слишком верила в свои способности, но обожала живопись. Она поглощала всю ее жизнь.
В Академии говорили, что Ивонна подает надежды. Стивен утверждал то же самое. Это было самое большое поощрение. Конечно же, Стивен был влюблен в нее. Это знали все, и Ивонна тоже. И поэтому-то все было так трудно и печально, ибо она собиралась выйти замуж за другого. Стивен и ее искусство, ее старые друзья, ее старая жизнь должны отныне отойти на второй план. Ивонна выбрала для себя новую, совершенно иную жизнь.
И теперь ей предстоял прощальный визит к Стивену. Девушка вышла из своего дома на Хэмпстед в хорошем настроении и с уверенностью в своей твердости. Она знала, что встретит сопротивление Стивена. Она уже видела это со стороны своих друзей, которые откровенно сказали ей, что она делает ужасную ошибку и избрала не того человека. Но Ивонна приготовилась стоять на своем и защищать свое решение. И когда она ехала в автобусе к Бромптон Роуд, обдумала все, что скажет Стивену, сформулировала аргументы, которыми убедит его в своей правоте.
Но, когда она нажала кнопку звонка у столь знакомой ей двери, непоколебимость и уверенность несколько покинули ее. Все будет не так просто. Ивонна поняла это, когда вчера вечером сообщила Стивену о своей помолвке с Форбсом Джеффертоном.
Стивен был потрясен.
Ей пришлось позвонить дважды, прежде чем Стивен подошел к двери. Затем он широко распахнул ее, едва взглянул на нее, повернулся и довольно грубо пошел обратно в мастерскую, держа в одной руке палитру, а в другой кисть.
— Я как раз кое-что нащупал. Ты извинишь меня, я на минутку? — проговорил он.
— Разумеется, — ответила Ивонна.
Но когда девушка закрывала за собой дверь, настроение ее еще больше испортилось. Она вошла в комнату, в которой Стивен и работал, и спал, и ел.
Ивонна никогда не видела его таким неряшливым. И все же ее сердце дрогнуло, когда она глянула на его высокую фигуру, слишком тощую и чуточку ссутуленную. На нем были очки в роговой оправе, через которые он смотрел на свою картину. Его темные, жесткие волосы у концов загибались вверх. Вот, думала Ивонна, здесь стоит Стивен, художник… милый, взвинченный, высоко интеллигентный человек, до безумия любящий все красивое, пристрастный ко всему художественному и недолюбливающий условности, мелочность, а в особенности дисциплину.
Как ей будет его недоставать. Раз или два за последнее лето его ласки и поцелуи возбудили в Ивонне ответное желание, испугавшее ее своей силой. Но она ни разу не потеряла контроль над собой. Она не разделяла взгляды Стивена на брак, легкое отношение к тому, что в викторианскую эпоху называлось «грехом». Она была воспитана в традиционной семье, и хотя сама была художницей, уважала строгие границы морали!
Стивен по-прежнему не обращал на нее внимания. Ивонна робко подошла к нему и заглянула через плечо. Это был портрет Пэтси, дочки привратника, живущего на первом этаже. Девятилетняя девочка с удивительно светло-голубыми глазами и дикими джунглями кудряшек, словно вырезанными из черного дерева. У нее было обаяние эльфа — грязного и озорного. Стивен схватил всю ее проказливость и красоту, взявшихся Бог весть откуда. Отец девочки был пьяницей, а ирландка мать — неряхой. Но портрет был просто потрясающ. Ивонна забыла вдруг все свои печали. Все, что в ней было от художницы, вдруг заговорило острым предчувствием.
— О, Стивен, просто восхитительно. Это будет лучшая вещь на твоей выставке.
Стивен не обернулся к ней, чтобы ответить, но девушка видела, как он слегка приподнял плечо, макнул кисть в бутыль с пиненом, вытер ее о тряпочку и, сделав шаг назад, наскочил на Ивонну.
Стивен извинился, все еще не глядя на нее и не отрываясь от портрета.
Сердце Ивонны вдруг сильно застучало, бледные щеки порозовели и она возмущенно заговорила:
— Нельзя ли зажечь огонь, здесь ледяной холод. Я замерзла.