Поколение свиней
Шрифт:
Мария стонала от боли в ногах, а снаружи начинался рассвет. Я повернулся к сидевшему рядом человеку — похожему на Стинга — и спросил, правда ли, что где-то неподалеку похоронен Теннесси Уильяме.
Он крепче сжал в руке маленькую бутылку «Раша», из которой время от времени отпивал по маленькому глотку, и нервно посмотрел на меня.
— Не думаю, — сказал он. — Почему вы спрашиваете?
— Так, случайно пришло в голову, потому что о Уильямсе недавно говорили по телевизору, — ответил я. — А вчера вечером, когда мы отправились посмотреть на комету Галлея, я проезжал мимо кладбища.
Я
— У меня вчера были серьезные неприятности, — сказал я. — Моя лодка наскочила на скалу, и мне пришлось голышом плыть на берег, держась за весло.
Он пожал плечами.
— Мистер Уильяме похоронен где-то в другом месте, — пробормотал он. — Самая высокая точка острова — всего два фута над уровнем моря. Здесь нельзя выкопать яму глубже двух футов без того, чтобы она наполнилась водой.
— Неужто? — сказал я. — Если вы пройдете три фута, то доберетесь до скального грунта. Вчера я разбил о камни днище своей лодки, и, пока я карабкался на берег, все надо мной потешались. Мне пришлось нести одежду и сигареты в пластиковом мешке, перемотанном скочем.
Я предложил ему пива, но он сказал, что пьет джин и вообще собирается скоро уходить.
— Этот бар никогда не закрывается, — сказал он. — Но после восхода солнца здесь становится довольно скучно.
Он ушел, а я приклеил на воротах причала Буга Пауэлла листок, где написал, что моя лодка попала в шторм и нуждается в серьезном ремонте. Лобовое стекло было разбито, а аккумулятор выскочил из гнезда. Вылившаяся серная кислота залила генератор и вывела из строя соленоид. Провода закоротило, а подъемник винта заклинило, пока я дрейфовал в сторону скал в Найлс-ченнел.
Мегафон сломался, сигнальные ракеты промокли насквозь, а в морском радиопередатчике каждый раз, когда я нажимал на кнопку, сгорал предохранитель. К счастью, мы сели на дно у самого входа в канал, который шел прямо к доку капитана Эглина, сразу за пристанью Саммерленд-Ки.
Мне понадобилось все мое смирение, чтобы, раздевшись догола, покинуть корабль и ковылять к берегу на виду у компании местных ловцов омаров. Ощущения мне пришлось пережить крайне неприятные!
Я оставил Марию на тревожно поскрипывающем катере с бутылкой джина и небольшим запасом еды. Большой мотор «Меркьюри» работал на нейтральной передаче, чтобы поддерживать электричество.
У капитана Эглина был свиной грипп, но соседи не бросили его в одиночестве. Все они от души повеселились, когда на закате я вышел из моря с мешком одежды в одной руке и сломанным веслом — в другой. Один из членов их компании — преуспевающий моряк, обвешанный золотыми цепями и акульими зубами, в это время рассказывал, как его босса арестовали прошлой ночью с шестнадцатью фунтами кокаина, и что жизнь, как он это знает по своему опыту, стоит на распутье.
Но у меня были собственные беды. Солнце опускалось, моя лодка все еще сидела на скалах, а прилив должен был начаться только после полуночи.
— Ерунда, — крикнул капитан. — Сейчас парни притащат ее сюда. До сих пор мы ни разу не теряли лодку.
Спасательная операция удалась и на этот раз. Мы вернулись в док к началу вечерних новостей. На следующий день я обналичил крупный чек и уехал в Майами. Добравшись до Денвера, я сделал несколько звонков и, в конечном итоге, продал свой катер Гэри Харту для использования в предстоящих через два года первичных выборах во Флориде.
Не мешай собачкам кушать
— Девятерых собак, специально выращенных для профессиональных боев, отправили на лечение с множественными ранениями, полученными вчера во время схваток на арене, спрятанной в укромном уголке предгорья Сьерры, рядом с Портервиллем.
В ходе облавы, проведенной в воскресенье помощниками шерифа, приехавшими на трех машинах, арестовано шестьдесят шесть человек. Питбули были натренированы на бой. «Это одна из самых отвратительных картин, которые мне пришлось увидеть в жизни, — сказал помощник шерифа, принимавший участие в операции. — Бойцовский ринг был покрыт кровью, а две собаки лежали, вцепившись друг в друга. Пришлось раздвигать им челюсти деревянными рычагами».
Когда мы сошли с самолета в Денвере, я купил газету. На первой полосе была напечатана статья о коммерческих собачьих боях. В последнее время в этом бизнесе отмечается большой подъем. Как на рынке акций, а также в рестлинге и еще в процессе выведения новой породы студентов-юристов, каждый из которых хочет быть похожим на Эда Миза.
Мы живем в тошнотворные времена. Космическая программа взорвалась прямо на наших глазах, «Роллинг стоунз» выступили против марихуаны, а теперь наш престарелый крысоподобный президент заявляет нам, что в глубине души он всегда был никарагуанским революционером.
Мы больше не смотрим на мир сквозь розовые очки. Времена изменились: свиньи вышли из засады. Пэт Бьюкенен свободно разгуливает по Белому дому, а демократический кандидат в помощники губернатора Иллинойса заявляет, что английская королева руководит международной сетью наркоторговцев, которая протянула свои щупальца в Гарлем и южный Чикаго.
Ладно… может, и так: поколение свиней способно на все. Но мысль, что Букингемский дворец — это прикрытие для наркобизнеса, процветающего в Кендлстик-парке, «Макдональдсе» и «Мэдисон-сквер-гарден», относится к разряду идей, которые трудно кому-нибудь продать — ну, разве что Эду Мизу или Джен Уэннер.
У безумия круглоголовых должны быть пределы, иначе каждый раз перед тем, как сесть в автобус, всем нам придется мочиться в пластиковую бутылочку. Даже Пэт Бьюкенен не сможет, сохраняя честную мину, сказать, что все американские провалы — начиная от взрыва «Челленджера» и кончая Фердинандом Маркосом и вонючими следами Бэби Дока на Гаити — берут свое начало в «проблеме наркотиков».
Никого из тех, кто занят собачьими боями, ни разу не обвиняли в употреблении наркотиков. На наркотики там просто не остается времени. «Надо держать ситуацию под контролем, когда вашей собаке выгрызают глазное яблоко, — делится опытом один организатор боев. — Это очень серьезный бизнес».