Поколение

Ерёменко Владимир Николаевич

— Ну, раз Иван Матвеевич не пьет коньяк «камю», я, с вашего разрешения, Елена Сергеевна, тоже перейду на нашу родную. Оно будет верней. А этим заграничным зельем я угощу какого-нибудь московского гурмана. — Он налил себе в большую рюмку водки и, подняв ее над столом, провозгласил: — За вас, за вас, друзья мои! — и осушил ее до дна.

Закусив, Владимир Иванович тут же опять наполнил свою рюмку и добавил в рюмку Митрошина.

Иван Матвеевич расспрашивал Елену Сергеевну про новую работу.

— А чего ж, если не по душе, пошла? — говорил Митрошин, ковыряя

вилкой закуски, которые ему наложила хозяйка дома. — Надо было на завод или в НИИ какой-нибудь… В Москве-то их поболе, чем у нас…

— Эх, Иван Матвеевич, — вмешался в разговор Прокопенко, — не столичный ты житель…

— А ты, Владимир Иванович? — съязвил Митрошин и задержал вилку с кусочком краба у рта.

— Я тоже нет… — вздохнул Прокопенко, но тут же, распрямившись, внушительно добавил: — Однако постигаю…

— Он, Иван Матвеевич, быстро, быстро постигает, — с той же иронией, что и старик Митрошин, но только более злой, сказала Елена Сергеевна. — Он способный…

— Не будем, милая женушка, изображать из себя святую непорочность, — вспылил Прокопенко. — Ты, по-моему, тоже постигаешь…

Он сделал многозначительную паузу, и Митрошин, заметив, как сжалась Елена Сергеевна, понял, что у супругов это старый и неприятный разговор, и заговорил о другом.

— Ты лучше скажи мне, Владимир Иванович, не очень меня кляли твои сотрудники? Я ж вашей дипломатии не понимаю…

— Нормально! — возбужденно отозвался Прокопенко. — И тогда в отделе выступление было нормальное. Главное, по-нашенски, прямо, без обиняков… И сегодня хороший доклад сделал. Замминистра так и сказал: хороший. — Владимир Иванович перевел дух, поменял позу, и его голос зазвучал доверительно: — Я тут Лене рассказывал, как ты моих дедов на лопатки положил. Их, знаешь, надо немного того… А то прямо сонное царство. Про эту встречу уже кое-кому доложили… И шум идет.

— Ну, по мне, пусть хоть гром… — усмехнулся Иван Матвеевич. — Я пенсионер. Смотри, как бы тебе…

— Да нет, шум пока позитивный. Думаю, что после того, когда мы еще одну вещь провернем, заговорят и повыше…

— Ну, поехал, — прервала мужа Елена Сергеевна. — Пусть Иван Матвеевич лучше про себя расскажет, про наших заводчан. Как они там, Иван Матвеевич?

— Да как? — широко и открыто улыбнулся Митрошин. — Все живы-здоровы, все на своих местах. И завод наш на том же месте…

— Ну, а Миша Буров, Маша?

— Тоже в здравии… Маша, кажется, переходит в твою лабораторию.

— Наконец-то! — обрадовалась Елена Сергеевна.

— Да она ведь, бедная, с младшим своим закружилась, — продолжал Митрошин. — Ты же знаешь, как они его после ПТУ в институт запихивали.

— Знаю, знаю… — отозвалась Елена Сергеевна.

— И, право, — подхватил Иван Матвеевич, — ведь с отличием кончил и с рекомендацией училища поступил в институт. После такого и не у родителей голова кругом пойдет. Они ведь, Буровы, все башковитые…

— А он хотел в армию от них сбежать! — засмеялся Прокопенко. — И правильно сделал…

— Правильно, — заметила Елена Сергеевна, — вот твой через год

скажет: не пойду в девятый, а пойду в ПТУ, — тогда и посмотрим, как правильно…

— Ну, наш не скажет, у него гуманитарная жилка. А если и скажет, то трагедии не будет. Это не девчонка… Мужик себе дорогу всегда пробьет. Давайте еще по одной, — поднял Прокопенко свою рюмку. — За детей. — И, не дожидаясь, выпил.

Он пил много, так же много ел и, казалось, не пьянел. Круглое, тугое лицо наливалось каким-то алым цветом и все больше походило на спелый помидор: казалось, тронь — брызнет здоровым соком.

— Знаешь, Иван Матвеевич, я тебе давно хочу сказать, — дожевав кусок ветчины, обильно смазанный горчицей, начал он. — Ты бы ведь Звезду носил, если бы работал не на нашем заводе. У нас масштабы не те… Я когда еще в горисполкоме работал, понял это.

— А зачем мне, старому, Звезда? — попытался Иван Матвеевич перевести в шутку ненужный, как он считал, разговор.

— Э-э-э, не скажи! Не скажи… Это такое звание, выше нет…

— Почему нет? — продолжал шутить Митрошин. — Да сам человек выше всех званий. Помнишь, как там у Горького о нас сказано…

Елена Сергеевна оживилась и весело следила за этой словесной дуэлью, где один говорил всерьез, а другой — с иронией, и каждый хотел направить разговор в свое русло.

— Не ерничай, Иван Матвеевич. Ордена — это одно. Я знаю, у тебя их много, еще с войны, а Звезда — другое…

— Не знаю, что такое ерничать, а вот ежели ты ч е л о в е к, да еще при этом порядочный, звание твое высокое, — все так же полушутливо, но твердо говорил Митрошин. — Человека ведь надо считать со всех сторон, а не только по производству… Тебя вот в Москву забрали, хоть и без Звезды. Значит, было за что…

Елена Сергеевна видела, как насторожился ее муж, как заходили желваки у его висков. Он решал, прервать Ивана Матвеевича или дослушать до конца. Благоразумие взяло верх. Прокопенко вновь откинулся на спинку стула и рассержено спросил:

— Ты вот, Иван Матвеевич, мужик умный. А скажи мне, почему у нас сорокалетнего человека считают все еще молодым?

— А тридцатилетнего так прямо юношей, — не оставляя своего иронического тона, вставил Иван Матвеевич.

— Нет! — запротестовал Прокопенко. — Я серьезно. Ты ж посмотри, мне сорок четыре…

— Через два месяца сорок пять, — засмеялась Елена Сергеевна.

— Не перебивай! — продолжал Прокопенко. — Ладно, даже сорок пять, а меня все еще в коротких штанишках держат. Молодой руководитель! Да какой я, к черту, молодой! Из меня через десяток лет будет песок сыпаться, а я все еще только подхожу к делу. И ведь не так, чтобы заваль какая… Руки, ноги да и голова на месте… Ответь, почему?

— О-о-о, — посуровев, протянул Митрошин. — Это другой разговор… Ты сам-то как думаешь?

— Да черт его знает! — отодвинул от себя тарелку Прокопенко. — Вроде б все против этого. Дети вон какие вымахивают. И не только по росту, но и по общему развитию своих отцов перегоняют. Я ж помню, какой я был в эти годы и какой сейчас мой Олег.