Поколения
Шрифт:
– Ну, ведение наблюдения за развитием цивилизации и мягкий контроль или помощь в случае угрозы ее существованию.
– Взирающие за историей, - понимающе кивнула энгмарка, - почти как мои родители.
Теперь пришло время Максиму вопросительно посмотреть на свою собеседницу, но та либо не заметила, либо просто не поняла немого вопроса, остановившись возле столба очередного автомата и с интересом разглядывая плавающие над ним голограммы.
– Послушай, можно спросить?
Рука девушки, пытавшаяся поймать один из парящих в воздухе голофруктов, замерла.
– Да.
– Айк, насколько мне известно, энгмарцы
– Как и почему я здесь?
– Угу.
– Так я же сказала, что мы с сестрой прямые потомки "взирающих". Моя семья знает о существовании Конфедерации и Консалидариума, знает реальную историю своего мира и о том, что наш народ некогда был велик и покорял самые дальние уголки галактики. Уже много веков мои предки наблюдают и исподволь контролируют все, что происходит в нашем мире.
– Получается, что твоя семья прям какие-то тайные правители.
– Можно и так сказать.
Девушка склонила голову набок и продолжила забавляться с "призрачными" фруктами, которые скользили вокруг ее руки не позволяя заключить себя в кольцо из пальцев.
– И все же, как ты оказалась здесь?
Айка дернула ушами.
– Я же сказала, что мы знаем о Конфедерации, а они знают о нас. Многие из моей семьи учились в других мирах, а затем стали известнейшими учеными в нашем. И ты неправ насчет того, что мы не можем летать в космос, наши зонды уже достигли ближайших планет. Вот только мой мир до сих пор не может выйти из периода многогосударственности, а это затрудняет дальнейшее развитие.
"А ведь ей почему-то неприятен этот разговор ", - неожиданно осознал Максим, не без помощи симбиота, который, отметив нервное подергивание кончиков ушей и топорщащуюся шерстку на щеках инопланетянки, мягко подсказал об этом хозяину, выбросив в его сознание соответствующий инфроэмоциональный пак.
– Что ж, может еще посмотрим, что там находится, - сказал он вслух, указывая на дорожку упирающуюся в ведущую на вершину холма лестницу.
– Я не против.
Они неспешно поднялись по выщербленным временем и вышарканным прошедшим по ним сотням тысяч ног ступеням и замерли, разглядывая устремленный в небо трехгранный гранитный обелиск. Посередине его черная стрела была надломлена, и в этой выбоине, словно птица в клетке, билось пламя огня - вечного огня.
Максим с облегчением стянул с себя форму и, засунув ее в шкаф, с удивлением обнаружил там свою одежду, оставленную в университетской раздевалке перед прохождением медосмотра, однако одевать ее не стал. Достав сумку, он вытащил из нее небольшой серый цилиндрик и тот, повинуясь его мысленной команде, "поплыл" за какие-то секунды обтягивая сперва руку, а затем и все тело тонкой, матовой пленкой; бежевая рубашка с короткими рукавами и светло-серые брюки. Макс глянул в зеркало, подкорректировал длину рукава, рисунок брючного ремня, зафиксировал образ и тут же упростив его до просторной майки и мешковатых шорт, плюхнулся на кровать, заставив Рыжа покинуть свое лежбище на подушке и перебраться на кресло.
"Трудный день, хозяин?" - поинтересовался эскин, вновь сворачиваясь колечком и утыкая нос в пушистый хвост.
– Скорее сумасшедший, - ответил Макс, закидывая руки за голову.
– Сумасшедший день, сумасшедший мир, да и я сумасшедший. Приперся на край галактики, романтики блин захотелось.
"Рад,
В дверь постучали, и не успел Максим ответить, как она распахнулась, а внутрь просунулась взлохмаченная голова Малышева.
– Макс, ты, где пропадал? Твоя красавица тут места себе не находила.
– Она не моя, - пробурчал Крамов, не поднимая головы.
– Да, да, знаю, вы просто друзья. Вопрос. В шахматы играешь?
– Во что?
– Макс приподнялся на локте, удивленно уставившись на товарища.
– Ну в шахматы, - Малышев нарисовал пальцами в воздухе перед собой квадрат.
– Доска в клеточку, фигуры, король там, слон, ладья, пешки...
– Я знаю, что такое шахматы, - перебил его Макс, садясь на кровати.
– Просто не пойму к чему ты ведешь.
– Да ни к чему такому. Просто Ларик сказал, что умеет играть в эту древнюю игру землян, ну я притащил доску...
– И как?
– Лучше не спрашивай, - расстроенно махнул рукой Сашка, тяжело вздыхая.
– У меня сестре четыре года и она, поверь, играет куда лучше. Так ты умеешь?
– Нет,- покачал головой Максим, - но можешь взять Рыжа, думаю, у него найдется нужная программа.
– Рыжа?
– Малышев с интересом уставился на привставшего в кресле лисенка, затем покосился на Крамова.
– Ты притащил с собой спирса?
– Эскина.
– Один фиг, разница в функционале. Что ж, интересно. Пошли, - последнее явно относилось к Рыжу, который вопросительно взглянул на хозяина и, дождавшись его мысленного разрешения, воздев хвост, с важным видом прошествовал следом за Малышевым.
Дверь закрылась, и Макс вновь рухнул на кровать, неожиданно почувствовав себя совершенно разбитым. Обычный мир нулевого уровня стабреальности выпотрошил его морально и физически. Ему до дрожи в позвоночнике захотелось выбросить свои нейрошупы, создать несколько демвов и серфить по слоям порой довольно причудливых реальностей, деля между ними свое сознание, проживая разные жизни. Впервые он почувствовал себя каким-то плоским, а окружающий его мир неожиданно показался скучным, блеклым и тесным. Стены комнаты давили, а падающий из окна свет садящегося светила заставлял отбрасывать окружающие предметы причудливые, извивающиеся тени которые тянули к нему свои мерзкие щупальца. Одно из них неожиданно скользнуло к его голове, растопырившись пятерней и застыв перед его лицом покачивающейся "коброй". Страха он почему-то совсем не почувствовал с интересом разглядывая тонкие узловатые в сочленениях пальцы покрытые склизкой на вид темно-синей блестящей кожей.
– Где... ждать...
Хрипящий голос шел, казалось, откуда-то из-за спинки кровати и Максим захотел приподняться, чтобы оглянуться, но рука-тень рванулась вперед, обвивая шею и не давая пошевелиться.
– Ждать, скучать...
Он скосил глаза и.... проснулся.
Солнце почти село и в комнате царил мягкий полумрак. Проведя ладонью по лицу, он мотнул головой, отгоняя приснившийся кошмар и одновременно пытаясь вспомнить его подробности, затем зевнул и вскочил с кровати. Спать было еще рано. Послушно высветившиеся часы показывали всего половину десятого, да и желудок неожиданно дал знать о себе глухим урчанием, напомнив, что окромя сока и небольшого бутерброда в нем сегодня ничего не было.